С той ночи прошло уже тридцать семь лет, но, когда я закрываю глаза и погружаюсь в мысли о минувшем, мне кажется, что все произошло только вчера, так отчетливо я вижу лица и предметы, врезавшиеся тогда мне в память.
Небо было черным, но лишь из-за новолуния; тысячи звезд блистали в темной лазури; дом мистера Хоардена, вдоль которого мы бесшумно скользили, оставляя за собой на воде легкую, исчезающую почти за самой кормой борозду, вырисовывался огромной серой громадой справа от нас; за нашей спиной на холме, возвышавшемся недалеко от отмели, откуда мы отчалили, догорал костер, а впереди по курсу в каком-то недоступном глазу хуторе лаяла собака.
Примерно в три часа мы причалили к противоположному берегу залива. Дик подвел лодку к маленькому шлюпу, стоящему у берега.
На его окрик показались два человека; он обменялся с ними несколькими словами, передал им свое оружие, пожал руку одному, обнял другого, соскочил на берег и подал нам руку, помогая выйти из лодки. На том прощание завершилось.
Мы пошли по дороге, ведущей к Честеру: от отмели, к которой мы пристали, нам предстояло пройти около одного льё. Для таких деревенских жителей, как мы, одно льё это пустяки. Свой сверточек я несла сама, а узел Эми, потяжелее моего, взял Дик, по всей видимости не располагавший ничем, кроме того, что было на нем.
В Честер мы пришли на рассвете. Дик отвел нас в некое подобие таверны, расположенной рядом с конторой дилижансов. Эми и я взяли там по чашке молока; Дик, далее нас ушедший от пасторальных привычек, заказал стакан джина. Так кое-как мы провели час, и ровно в шесть уже сидели в экипаже.
В дороге с нами не случилось ничего, о чем бы стоило здесь рассказывать. Мы миновали большие английские города: Личфилд[62], Ковентри[63], Оксфорд[64] и на третий день в четыре часа пополудни прибыли в Лондон.
У Дика был припасен адресок непритязательной гостиницы, хозяину которой он собирался шепнуть на ухо несколько слов, после чего нам был бы обеспечен благожелательный прием: содержатель заведения, кажется, был знаком со всеми контрабандистами побережья.
Гостиница располагалась на маленькой улочке Вильерс[65], упиравшейся одним концом в Темзу, а другим в Стренд[66].
Признаюсь, мое первое знакомство с городом внушило мне скорее страх, нежели любопытство. Несшиеся во все стороны экипажи; шум, способный заглушить даже гром небесный; ошалелые пешеходы, все куда-то спешившие: они не шли, а почти бежали; даже воздух, из чистого и пронизанного светом, каким он казался на всем нашем пути к столице, сделавшийся здесь густым и пыльно-серым; наконец, жалкая гостиница, куда привело нас наше трехсуточное путешествие, все это не отвечало моим сокровенным грезам, золотистый отблеск которых окрашивал жизнь в поэтические тона.
Дик снял комнату для Эми и меня; я была истерзана чувством неизвестности, ведь было неясно, в Лондоне ли мисс Арабелла, а потому, наскоро приведя себя в порядок и оставив Эми отдыхать, я взяла под руку Дика и попросила проводить меня на Оксфорд-стрит. Дик не более меня знал о расположении улицы, являвшейся средоточием моих надежд, но он стал расспрашивать прохожих, причем на каждом углу, и в конце концов мы менее чем за четверть часа достигли Оксфорд-стрит.
Номер «23» красовался на двери очаровательного особнячка, за парадным двором которого можно было рассмотреть сквозь решетку роскошную зелень сада.
У внушительной двери чинно стоял швейцар в великолепной ливрее.
Не без страха я обратилась к господину, выглядевшему столь величественно, и слабым, прерывающимся от волнения голосом спросила, в Лондоне ли мисс Арабелла.
Что вам угодно от ее милости? спросил швейцар.
Около месяца назад я имела честь повстречать мисс Арабеллу в Честере, ответила я. Она велела мне навестить ее в Лондоне, и вот адрес, который она сама мне дала.
Швейцар дернул за шнур; раздался звон колокольчика, и ко мне спустилась дама лет сорока, видимо экономка.
Поговорите с девушкой, миссис Нортон, проронил швейцар и снова застыл в торжественной неподвижности.
Я повторила экономке то же, что сказала швейцару, и показала ей бумажку с адресом. Она прочла ее и покачала головой:
Действительно, почерк ее милости. Но, к несчастью, ее нет в Лондоне.
Ах, Господи, где же она? Ведь я приехала специально для того, чтобы с ней встретиться!