Через неделю Дато и Эндзела поехали навестить родителей в село. Мама с отцом по-прежнему не разговаривали. После ужина, где все старались сохранить нейтралитет, мама ушла, Дато задремал после тяжелой недели, а Эндзела сначала собралась смотреть телевизор и даже пересела на диван, но, глядя на отца, она вдруг всё поняла, поняла причину его поведения. Она покрутила в руках пульт и села поближе к отцу. «Послушай, пап, начала тихо дочь, так дальше продолжаться не может. Ты совсем не ты. Ты думал, что после операции, все быстро наладится, а вышло не так, как ты думал. И теперь тебе страшно» Серго изменился в лице, он попытался отвернуться, скрыть подкатившие слёзы, но разве уйдешь от проницательного взгляда дочери, который смотрел прямо в его сердце. Но он всё же попытался: «С чего ты взяла?» «Пап, мягко улыбнулась Эндзела, я тебя очень хорошо знаю. И чувствую» Она положила руку на место шрама на груди отца. «Ты резкий, острый на язык, но ты не злой. Ты просто совсем задавил в себе любовь своим страхом. А надо любить. Любовь всё поправит. Понимаешь, мы так устроены, что когда мы злимся или испытываем низменные эмоции, раздражение, гнев, злость, то наши мышцы рефлекторно сжимаются, словно пытаются образовать панцирь. И у тебя болит, потому что ты всё время сжат. Понимаешь?» Серго не смотрел в сторону дочери, но она понимала, что он слышал ее. «Ты совсем перестал быть похожим на моего папу. Ты стал морщинистым и страшным с вечной гримасой раздражения, у тебя всегда уголки губ опущены вниз, а вместо речи сплошное гавканье. Я даже не помню, когда ты последний раз улыбался или что-то рассказывал. Ты всё время всем недоволен, как будто весь мир тебе враг, как будто мы тебе враги, Эндзела говорила тихо и спокойно, но это не так. Расслабь свои мышцы своей любовью и тебе станет легче. Мы любим тебя, пап. И знаем, что и ты нас любишь, так дай прорваться этой любви, покажи её, верни мне моего папу». Серго посмотрел на дочь она спокойно улыбалась, он сжал её руку, говорить он не мог, слёзы стояли в горле. Эндзела наклонилась к нему и поцеловала: «Верни мне моего папу». Улыбнулась еще раз, и, разбудив спящего Дато, поднялась в свою комнату на втором этаже.
Серго сидел неподвижно и думал, какая же у него дочь, попала в самое больное, она это умела делать всегда, но сейчас не просто попала, а как будто что-то разорвала, какие-то цепи, которые сковывали его грудь.
Эндзела вышла из гостиной с облегчением: всё правильно сказала. Она чувствовала, что попала в цель и сделала всё, что могла. Чуть позже она заглянула в гостиную: отец лежал на животе и смотрел телевизор (так он лежал обычно, когда у него ничего не болело), Эндзела тихонько прикрыла дверь и улыбнулась.
На следующий день солнце осветило семью Циклаури. Серго вернулся. Он за завтраком сам пошёл ставить чайник, шутил и смеялся. Всё напряжение, которое витало в их семье последние три месяца, исчезло. Ночь унесла морщины и злобный оскал. Любовь наполнила и расправила грудную клетку Серго. Суббота и воскресенье прошли легко и весело.
Уезжая в воскресенье вечером, Серго, как обычно, провожал детей до машины. Эндзела обняла отца и прошептала: «Теперь это ты». Серго улыбнулся и крепко прижал дочь к груди.
А еще через две недели, когда Дато и Эндзела приехали к родителям, они увидели весёлую Тами и вновь помолодевшего Серго, которые общались друг с другом, как во времена своей нежной любви. Вечером мать отвела дочь в сторону: «Я не знаю, что ты там ему сказала, но его словно подменили. Он и завтраки нам готовил, и шутил опять, и больше не оскорблял и не ругался. Спасибо». «Мам, я просто поняла, что папа не мог без причины так себя вести. А ты не могла его понять, потому что обида не давала тебе эту возможность. Вы же столько лет вместе. Надо чувствовать друг друга». Тами понимала, что дочь права, и не она жена, а дочь нашла нужные слова, которые вернули ее любимого Серго не только ей, но и семье. И только это было важно.
Ель и берёза
Недалеко от пруда растут вместе ель и берёза. Сплелись так тесно корнями, что кажется растут из одного ствола. Интересное явление и жизненное какое-то. Абсолютно разные деревья, принадлежащие к разным видам, а поди ж ты, растут вместе и друг дружке не мешают. Парочка противоположностей так притянулась, что разлучить их сможет либо лесоруб, либо смерть одного из них: настолько они близки кажется, что если начнет погибать одно дерево, то погибнет и второе, не сможет жить в одиночестве, ведь с рождения вместе.