Умница, умница ты моя. Молодец. Хороший. Спасибо.
Последний двусторонний лист резво выскочил из недр старичка-принтера, и тот сразу прекратил урчание. Запахло озоном. Как же Катя любила этот запах!
Спасибо, друг, на сегодня хватит. Потрудился ты на славу, обратилась она вслух к принтеру, легонько похлопала его по «макушке» и обратила свой взор на распечатанные листы.
«Да, не густо, не густо. А казалось прилично написала. Как же тяжко писать и писать, добывая печатные знаки! Рассказы и новеллы писать милое дело. Они как выстрел из винтовки: раз-два и прямо в цель. И всё понятно. Вот только попробуй нынче добейся, чтобы их напечатали. Романы всем подавай! А роман»
Она подержала в руках отпечатанные листы, потрясла ими, словно пытаясь вытрясти из них ещё больше печатных знаков, потом пощупала толщину пачки и, наконец, аккуратно сложив её и постучав ею о стол для придания совсем уже ровных краёв, положила рядом с компьютером.
Всё, всё! Спать, спать! Очень правильно «утро вечера мудренее»! похлопала она рукой по стопке. До завтра, Злата. Надеюсь, ты сможешь выбраться из леса. А то и отойдя от компьютера, погасила в комнате верхний свет.
Оставив светить лишь торшер, она отправилась в ванную комнату для вечернего туалета, как то: почистила зубы, умылась, сняв налёт компьютерного мерцания с лица, и увлажнила кремом для питания его кожу (пусть «покушает», болезная). Затем с чувством полностью выполненного перед телом долга, подошла она к давно уже разобранному дивану (а если честно не собранному ещё с прошлой ночи не до этого было, так писать хотелось), с нежностью посмотрела на мягкую поверхность его спинки и, блаженно улыбаясь, потихоньку вползла под одеяло, легла на спину, умиляясь расслаблению позвоночника, глубоко вздохнула и, протянув руку, выключила торшер.
Спокойной ночи, книга, как родному человеку сказала она оставленной на столе рукописи и мгновенно заснула
В квартире тихо и темно.
Плотные шторы занавешены ещё с вечера, и свет фонаря с улицы не проникает сквозь них. Все предметы обстановки, а их немного шкаф с зеркальной дверцей в углу комнаты за дверью, диван вдоль стены, журнальный столик а-ля семидесятые и такое же кресло; особое место у окна занимает компьютерный уголок, служащий и канцелярским целям, и писательским; к нему подкатывается офисное кресло на колёсиках; в противоположном от компьютерного стола углу, под окном, на древней деревянной подставке с металлическими ножками обитает Катин любимый отечественный телевизор все эти предметы темными точками разных размеров выделяются на фоне светлых обоев. Они напоминают стражников замка, оберегающих покой здесь живущих.
Но вот на компьютерном столе начинается какое-то, пока ещё едва заметное, движение. То ли это монитор компьютера мигнул, то ли свет фонаря с улицы вдруг проник в комнату на мгновенье, но занавески и шторы не шевельнулись. Кресло у стола дрогнуло и чуть откатилось что это? И снова полная тишина и темнота. Однако, чуть погодя, начинается новое движение зашелестели страницы рукописи, будто чья-то невидимая рука пролистывает их, да и сами страницы приходят в движение. Ручка, небрежно брошенная Катей на столешницу, покатилась и упала на пол, произведя громкий щелчок. Но Катя не слышит этого сигнала она продолжает безмятежно пребывать в царстве Морфея, возможно, добывая там новые подробности для своего романа.
И вдруг вся пачка листов рукописи вспыхивает странным голубовато-белёсым светом, и над ней поднимается такое же синевато-белёсое пламя! Но рукопись не горит! Только печатные буквы её, то уменьшаются, то увеличиваются, и пачка сама, то уменьшается, то становится объёмнее. Наконец этот процесс завершается, и пламя начинает сходить на нет, тая. Оно бросает вверх сноп белых искорок, похожих на снежинки, и исчезает совсем. Комната вновь погружается в темноту, и наступает тишина. И только предметы «стражники» этой комнаты выделяются на фоне светлых обоев отдельными разновеликими точками, ещё более темными, чем сама темнота
***
«С добрым утром, с добрым утром и хоро-о-ошим днём!»
Как же нравилось маленькой Кате просыпаться под эту бодрую и добрую песенку по утрам! Сразу утро становилось добрым, и день грядущий был заранее и по определению хорошим, даже если пасмурными были небо и деревья за окном.