Проясни сынок мозги мои темные, я не совсем тебя понимаю.
В двух словах объяснить сложно, но попробую. По-моему началась новая волна гостеррора. Многих арестовывают как врагов Советской власти. Пап, между нами говоря, сотрудники НКВД и не только они, причисляют многих людей к «врагам народа». Делят их на две категории, кто попадает под вторую, тех отправляют в лагерь, а первую Одним словом расстреливают.
Так у нас на колхозном собрании много говорили о таких врагах. Председатель комячейки объяснял, мол, повылезали из подполья разные там контрреволюционеры, воду среди крестьян мутят, готовят какой-то переворот в Сибири, занимаются подрывной деятельностью.
Пап, а ты сам, что об этом думаешь?
Тимофей нахмурился и, глянув искоса на сына, спросил?
Как на духу ответить?
Говори как есть, мы с тобой родные.
Мы-то родные, да вот не каждые так друг к дружке относятся. Тут намедни мой знакомый в гости заходил и по строжайшему секрету рассказал, как в Парабели один начальник из Томска приехал, так своих родственников арестовал.
По классовому признаку, стало быть.
А я тогда подумал, не приведи господь моему родному Илье так поступить
Отец
Беда с людьми приключилась, сынок, раньше такого в нашей деревне отродясь не бывало. Кто-то жил бедно, кто-то богаче, но Господь всех уравнивал. Как только царя скинули, так и началось: то красная власть придет, то белая. Война, болезни, сколько народа полегло от тифа. Ты вспомни, как мы с Коростылевыми жили, душа в душу. Егор нам столько помогал из нужды вылезать. Однако мы помним их доброту и даже породнились с ними. Разве в том беда, что Коростылевы не признавали власть большевиков, а мы с тобой относимся к ней доброжелательно, нет, все должно отсюда исходить, Тимофей приложил руку к сердцу, жить по-людски, это не есть вражда друг с другом.
Пап, я даже спорить с тобой не буду, мне самому многое не по душе, однако приходится терпеть.
Ты пошел служить Советской власти с верой в добро, чтобы все люди зажили свободно и в достатке. Мы большевиков приняли, поверили, а они, как пустили корни, показали, кто есть такие и с чем пришли. Вот, к примеру, наш колхоз и те, кто сидит в правлении они мне не по нраву. Там не все коммунисты, но зато остальные, будь они неладны, состоят в активе. Наши деревенские, кто похитрее, «примазались» к ним и получают льготы, а остальных уравняли со всеми, будь даже в семье у них по семеро ртов. Когда шесть лет назад создали промколхоз «Красный охотник», сопротивляться особо вступлению было некому, ведь комбеды с мужиками не церемонились. Не желаете, мол, вступать, поезжайте осваивать северные земли. Кое-кого из Михеевых, Баженовых в тюрьму повторно отправили и Михеевские мужики в основном попритихли. Но Паршин, как только его выбрали председателем, заимел зуб на всех недовольных крестьян, теперь вот они расплачиваются. Он частенько в Топильники к оперуполномоченному наведывается, секретничает с ним. Сдается мне, что арест Михеевских и Топильниковских парней неспроста провели, по его, стало быть, доносу.
Пап, а как ты с председателем уживаешься?
По-разному. У нас с Коростылевыми одна натура говорим людям прямо, что думаем, вот и на собраниях я не помалкивал, где перцу подсыпал, а где и глупцами управленцев выставлял. Председатель одергивал меня, но трогать побаивался, видать из-за тебя, что ты в Красной армии командиром служишь. Но нынче стало опасно высказываться открыто, вот я и стараюсь держать язык за зубами.
Пап, именно это меня и тревожит, как бы ты вместе с Коростылевыми не попал в опасный список.
А-а, теперь до меня дошло, к чему ты завел разговор о своем знакомом из Топильников. Так, ты думаешь, Илюша, и нас могут арестовать?
Я уже ничему не удивляюсь, потому что в верхах идет такая неразбериха, а в низах и подавно. Казалось бы, пережили мы тяжелые времена: Империалистическую, Гражданскую войну, НЭП. Коллективизация в стране прошла, а крестьяне по-прежнему живут плохо. Почему, пап?
Не научилась еще нынешняя власть жизнь нашу обустраивать, здесь нужен особый подход к каждому крестьянину. Раз Советская власть решила сделать богатых и бедных равными, значит жить по законам должны все. А верхи дармоедов наплодили. Ты еще совсем молоденьким был, когда по нашим деревням, да селам продразверстку проводили, так с того времени боязнь и осталась, как бы нас опять голодать не заставили. Теперь вот не каждый Михеевский крестьянин задумывается над общим бытием, кому-то просто на все наплевать, ведь своя рубаха ближе к телу. В своем хозяйстве все неправильности видны, а в колхозе их прячут. Головы трудягам морочат, заставляют нормы выполнять, а своих лоботрясов прикрывают. Я Илюша прошлое вспоминаю, как мы свое хозяйство держали и радовались каждому приплоду, свое оно и есть свое. А в колхозе, стало быть, хорошего мало, тяжело вздохнул Тимофей.