Как бы ее не замечая,
Прокуренный, прожженный пьянством,
Стою пред образом Казанской.
Не знаю, Богу ли служу,
Иль душу дьяволу вручаю:
Но чаще в церковь захожу,
И чаще там ее встречаю.
Повечерие
Зажигают церковные свечи,
И звучит церковная музыка,
И ведет коридорами млечными
Лабиринт ее всех вольных узников.
Нас пленяют красивые сны,
Звукоряда, и, господи боже,
Мы летим в небе Вечной весны,
Зная то, что летать мы не можем.
И открытое нам нас страшит.
Чем не знаем, но в музыке этой
Неизвестные грани души
Отвечают мистическим светом
И глаза твои слез полны,
Просветленных не Бахом, не Верди
Ты не веришь в красивые сны,
Но ты слышишь и помнишь о смерти.
Словно малые солнца в ночи,
Догорают церковные свечи
И о вечном мы знаем почти,
Так, как будто и сами мы вечны.
Утреня
О смерти тела, о душ бессмертии
В робком сиянии свечей зажженных
Голос высокий с клироса церкви
Твердил задушенно и отрешенно.
В это могут поверить лишь дети,
Думал я, будь я трижды поэт,
Думал, ангелов нет на свете,
И думал, душ бессмертия нет.
И только гармония, уже за пределом,
Ее понимая, была непритворной.
И то в ней плакал искристо-белый,
То в ней смеялся пепельно-черный.
И звуки голоса, как звуки сердца,
В рабском бессилии
Вдруг замирали,
Бросая со звоном ключи от дверцы
Высшей любви недоступной печали.
Равнодушной
За неподание на свечи,
За жизнь без видимых усилий
Он наказал ее быть вечно
В долине трав одной из лилий.
Никто не знает о долине,