Сажусь за стол, включаю компьютер и втыкаюсь в маленький раритетный монитор со встроенным динамиком сзади. Звучит музыка в плейлисте, листаю в контакте новости и конклюзия такова, что все мои друзья идиоты, какая напасть, отличный повод для прощального селфи.
Танка висит на стене напротив (в тибетском изобразительном искусстве изображение религиозного характера) там пузатый, тёмно-синий Махакала, в тигровой юбке и золотыми серьгами, охваченный пламенем, пронзает меня взглядом, напоминая тем самым о недельном докладе, о его деланье, растянутом уже, итак, слишком сильно во временной рабочей прогалине. Сегодня просто необходимо написать какую-нибудь чушь и не начать играть в онлайн танки. Надо настроиться, основательно, до скончания сокращенного рабочего дня, поработать, как в старые добрые времена, представить себя, как прежде, старательным. Готовым понять необоснованное увеличение в повседневных трудах, никому ненужной отчётной бюрократии, сделать всё в лучшем виде, без логики, во злобу дня протиснуться сквозь грубые тернии обязательного, никому не нужного недельного, рабочего, раздутого во сто крат, хрияисповедания.
Вера такова, что заходит именно в это время и зовет пить чай. Сегодня не зашла, наверное, ведает о моём подвешенном подотчётном положении. Не хочет мешать, но, если честно лишь одна она никогда не вызывает во мне волны стеснения и желание смыться из-под внимательных глаз людей, работающих вместе в одном помещении. Вера очень хорошая девушка, недавно работает здесь, но на этом лучше закончить рассказ о ней, не думать лишний раз, принять во внимание намёк судьбы, который преподнес мне её молодой человек, когда в прошлый раз подвёз меня домой на своём Хаммере. Пусть даже время, проведенное с ней, как глоток воздуха, как свежая струя в болоте дней, невинная беседа, преображающая бремя. Её глаза, например, её уста, например, прекрасны, но не сравнятся с её способностью слушать людей, её живым оптимизмом, открытостью и пониманием к чужому несчастью. Но лучше оставить. Оставляю, и тут же стук в дверь.
Привет!
О, привет! без какого бы либо, радостно отвечаю ей.
Пишешь?
Пишу
Пишется?
Вроде.
Заходи, как напишешь, ко мне.
Если напишу, зайду.
Заходи, жду.
Ок. Я тебя понял.
Помню, как-то один раз, прошлой зимой, новогодней ночью, после очередного любовного фиаско, шёл домой, в предрассветной морозной тишине, постепенно теряющей ночную синеву, налипшую на пушистые белые сугробы. Пьяный в сопли, еле передвигающийся. Изучая взглядом сонные балконы, заваленные всяким хламом, залитые электрическим светом, забытым в соседних комнатах, плотно прижатых друг к другу домов малосемеек. И вдруг, тоска, и без того приличная, внезапно, без весомых на то обстоятельств, больно увеличила давление. Тленная, противная, пьяная извороть пробила изнеможённой трясучкой, и я упал в пышный, глубокий, придорожный сугроб, провалился полностью в скрипучие, плотные объятья. С некоторыми усилиями перевернулся на спину, и с удивлением замер от неожиданного телесного комфорта. Приятно звенело в ушах, мысли, одна за одной затихали без какой-либо возможности быть до конца услышанными. Свежий запах снега, и всё показалось таким несерьёзным, квадратным, реально несуществующим. Казалось, что если закрыть глаза, уснуть, открыть глаза,то проснувшись можно оказаться совсем в другом измерении, где жизнь не имеет границ в виде чувственных наслаждений и прочего рода временных ценностей. Дыхание становилось всё более глубоким, я начал терять контроль, и перед тем, как вырубиться, слышу внутренний голос, тот вопит о мазе на хрен окоченеть к чертям, если заснуть здесь, вмёрзнуть к херам, коли поддаться этой обманчивой неге. А она влечёт, сладко нагнетает, осаживает всё глубже и глубже, и вот, уже на фоне слышен собственный храп Но судорога в помощь, недолго думая, действую, шевелюсь, что есть силы. Руки не находят опоры, проваливаются, левая глубже, по инерции иду за ней, и вот уже морда в сугробе. Упираюсь коленями, победа, плотно стою на земле на четвереньках, красными пальцами правой руки счищаю с лица оставшийся снег, свободен.
Это, к слову, о воли, рывке в последний момент, когда пересилил себя, когда на фоне животного апокалипсиса глупой, невежественной, низшей человеческой природы, возникает истомный антирегрессный всплеск в противовес лени, плотно зашитой в генотипе прямоходящих особей рода человеческого, гомо сапиенсов. Импульс, служащий развитию эволюции, эдакий упрямый нрав, эдакая напористость к жизни в противовес страху смерти, одиночеству, увольнению, акт, равносильный последнему взмаху крыла с надеждой взлететь, порыв из последних сил, вынужденное позитивированное насилие Свершаю, шапку пишу сам, остальное копирую с предыдущих докладов. Всё равно никто не будет читать, максимум пробежится глазами по тексту, убедившись, что это не сказка про чебурашку.