Но отчаянная правдолюбица не умолкала:
Графа де Клермона казнили! Якобы он тайно сочувствовал мученику королю. Спрашивается, с какой это стати графу сочувствовать своему суверену тайно? Задрала острый подбородок, отчеканила: Он ему вполне открыто сочувствовал, как всякий истинный дворянин и христианин!
Несколько посетителей выбрались из очереди и поспешно покинули помещение. Лишь одна толстуха в чепце и грязном фартуке шагнула на середину лавки, уперла руки в бока:
Прошло ваше время! Теперь народ властвует! Кому не нравится на площадь Революции, под национальную бритву!
Но даже неопровержимый довод санкюлотки[2] святая Гильотина! не образумил монархистку, вооруженную безумием и обломком страусиного пера. Старая дама вскинулась боевой кобылой, заслышавшей звуки трубы, при этом едва не оставив Александра без левого глаза.
По счастью, ее перебила спутница очаровательной девушки:
Мадам де Жовиньи, ваш черед. Прошу вас, сюда.
Скандалистка энергично пробилась к прилавку. На ее продавленной шляпе уныло болталась сикось-накось пристроенная трехцветная кокарда, с апреля ставшая обязательной для всех гражданок. Девушка, за которой следил Александр, потеснилась, пропуская старуху, и наконец-то обернулась. Издалека юная соседка казалась красавицей с картин Буше: высокий лоб, нос с едва заметной горбинкой, округлые щеки. А когда Воронин увидел ее лицо в вершке от себя, у него дух захватило и внутри защемило от невозможности прикоснуться к этому живому чуду. Девушка оказалась единственной и неповторимой. От изгиба ее губ в груди Александра словно орел крыла простер, а в ушах загрохотали барабаны.
Ваша милость, вы уверены, что он честный человек? громко допытывалась мадам де Жовиньи у спутницы девушки, с сомнением разглядывая ростовщика.
Очередь дружно уставилась на «ее милость». Та съежилась, тихо прошипела:
Уверяю вас, мадам, у месье Рюшамбо безупречная репутация, он даст вам наилучшую цену. Окликнула девушку: Габриэль!
Габриэль Очень верное имя, хоть и непривычное для русского уха, зато ангельское, как сама красавица. Значит, если верить списку жильцов, она и есть Габриэль Бланшар. А «ее милость» Франсуаза Турдонне. Для матери молода, для сестры старовата и внешне на Габриэль вовсе не похожа: невысокая, с мелкими чертами лица, носик вздернутый, живые карие глазки, пепельные волосы вьются короной над высоким лбом. Да и фамилия у нее иная, но обращается с девушкой ласково. Тетка, небось.
Мадам Турдонне склонилась к маленькому окошку в железной решетке, отделявшей хозяина лавки от публики. Александр привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, что дамы сдают в заклад. Ломбардщик вдел в глазницу увеличительное стеклышко, повертел небольшой родовой герб лазоревый щит из сапфира с тремя алыми башнями из рубинов.
Толстуха в фартуке кивнула на дам:
Видали, что старорежимные принесли? А еще жалуются, что их преследуют! Мало их преследуют!
Габриэль покраснела, закусила нижнюю губу, «ее милость» сжалась у окошка, словно пытаясь заслонить драгоценность. Одна мадам де Жовиньи обернулась, явно намереваясь всласть поцапаться с санкюлоткой.
Александр быстро выступил вперед и строго спросил сторонницу ужесточения режима:
Гражданка, вы недовольны тем, как Революционный трибунал делает свою работу?
Толстуха смешалась, отпрянула, потуже затянула грязный фартук на необъятной талии. Мадам Турдонне, не теряя времени, подпихнула госпожу де Жовиньи к прилавку. Дрожащими узловатыми пальцами в драных кружевных перчатках старуха развязала шнурки бархатного мешочка и выудила оттуда несколько драгоценностей. Ломбардщик положил на весы отделанный бриллиантами нательный крест. Приподнял острый нос, пробормотал что-то из-под усов.
А он меня не обманывает? бдительно поинтересовалась мадам де Жовиньи. Этот крест подарил мне покойный Шарль, когда я родила Антуана.
Госпожа Турдонне принялась тихо убеждать ее, к ней присоединилась Габриэль. Наконец склочницу уломали. Ростовщик вынул из ящика конторки несколько ассигнатов, просунул их в окошко.
Мадам де Жовиньи уставилась на бумажные деньги республики, словно на дохлую жабу:
Что это такое?! Что на это можно купить, по-вашему?
Толстуха не выдержала, высунулась из-за спины Александра, взвизгнула:
Видали? Ассигнаты ей не нравятся! Наши революционные ассигнаты, между прочим!