Вы не смеетесь над моими шутками. И даже не скажете, как вас зовут?
Теперь я улыбнулась, так как все обернулось игрой.
Вот так задачка. Хочу еще вас увидеть. И она указала рукой в глубь коридора. Я живу в сорок первой.
Пилар отпустила дверь лифта, и я, доехав до шестого этажа, распаковала покупки. Тогда я еще думала, все скоро закончится. Сегодня даже смешно. Я прошла в ванную. Отец прислал мне тридцать два рулона туалетной бумаги. Я спустилась на четвертый этаж и три из них оставила под дверью Пилар.
Через месяц я привыкла заходить в «удаленный офис» квадратики с нашими маленькими головами напоминали настоящий, где мы когда-то работали. Надо думать, я болтала с сослуживцами не меньше прежнего. Когда раздался звонок в дверь, я подскочила, обрадовавшись возможности оторваться от компьютера. Может, Пилар. Я засунула ноги в мокасины с пряжками; они тоже разношенные, но лучше тех шлепанцев.
Нет, не Пилар.
Это оказался управдом, Андрес, пуэрториканец лет шестидесяти, с татуировкой, изображавшей леопарда, который карабкается ему на шею. Сейчас нижнюю часть его лица закрывала голубая маска.
Вы еще здесь! весело воскликнул он.
Ехать некуда.
Он кивнул и зафырчал: нечто среднее между смешком и кашлем.
Город велит проверять все квартиры. Каждый день.
Его сумка загремела, как мешок с металлическими змеями. Заметив мой взгляд, он ее открыл: серебристые баллончики с краской.
Если мне не ответят, надо лезть в сумку.
Андрес сделал шаг в сторону. Дальше по коридору была квартира 66, зеленую дверь которой обезобразила огромная серебряная буква «В». Такая свежая, что с нее еще капало.
В вирус?
Брови у Андреса поднялись и опустились.
Вакантно, ответил он.
Какой милый способ оповещения.
Мы молча постояли, он в коридоре, я в квартире. Я сообразила, что, вступив в разговор, не надела маску, и, задавая следующий вопрос, прикрыла рот рукой.
Так этого от вас требует город?
Не везде. Бронкс, Куинс, Гарлем. И мы. Неблагополучные районы. Вынув баллончик, Андрес потряс его. Внутри защелкал, затрещал шарик. Я постучу завтра. Если вы не ответите, у меня есть ключи.
Я смотрела, как он уходит.
Сколько осталось людей? крикнула я. В доме?
Андрес уже дошел до лестницы и начал спускаться. Если он и ответил, то я не услышала. Я вышла на площадку. На моем этаже располагалось шесть квартир. Пять из них украшала буква «В». Никого, кроме меня.
Вы, наверное, подумали, что я тут же спустилась к Пилар, но я не могла позволить себе потерять работу. Хозяин и словом не упомянул о снижении арендной платы. И я вернулась к компьютеру до конца рабочего дня.
Какое облегчение дверь квартиры номер 41 не закрашена. Я стучала до тех пор, пока хозяйка не открыла. Пилар надела маску, как и я на сей раз, но было видно, что, опустив взгляд на мои ноги, она улыбнулась.
Ваши туфли видали лучшие времена. И она так весело рассмеялась, что я почти не почувствовала смущения.
Мы с Пилар стали вместе ходить в магазин, два раза в неделю. Шли на расстоянии вытянутой руки, а сталкиваясь с другими пешеходами, увеличивали дистанцию. Пилар говорила все время, неважно, где я шла рядом или сзади. Знаю, некоторые осуждают болтливых, но ее болтовня орошала меня, словно питательный дождь.
Она приехала в Нью-Йорк из Колумбии, недолго пробыв в Ки-Уэсте, во Флориде. За сорок лет где только не жила на Манхэттене, сверху донизу. Играла на пианино, молилась на Перучина и выступала с Чучо Вальдесом. А теперь у себя дома давала уроки детям за тридцать пять долларов в час. Точнее, давала до тех пор, пока из-за вируса это не стало опасно. «Мне так их не хватает», повторяла Пилар каждую нашу встречу, а тем временем четыре недели превращались в шесть, шесть в двенадцать. Она все гадала, увидит ли еще своих учеников и их родителей.
Я предложила помощь в организации дистанционных уроков и использовала рабочий аккаунт, чтобы у нее была бесплатная связь. Однако через три месяца шутливость Пилар ушла.
Экран дает нам иллюзию, будто мы еще вместе, сказала она. Но это неправда. Все, кто смог уехать, уехали. А остальные? Нас бросили. И она вышла из лифта. Зачем притворяться?
Пилар меня напугала. Теперь я понимаю. Но тогда я говорила себе, что у меня стало больше дел. Как будто я изменилась. На самом деле я бежала от нее. Все мы жили на грани отчаяния, и ее слова: «Нас бросили. Зачем притворяться?» прозвучали как будто со дна колодца. Оттуда, куда я уже сама нередко проваливалась. И я стала ходить в магазин одна, задерживая дыхание всякий раз, когда лифт проезжал мимо четвертого этажа.