Вскоре мы подъехали к одному из особняков: внешне он почти не отличался от соседних, и отец заглушил мотор. Я бросил взгляд на подстриженные кусты, широкую веранду и крыльцо, на котором мелькнула фигура. Через мгновение я различил силуэт соскочившей со ступеней Дарсии. На ней был белый обтягивающий топ и короткие джинсовые шорты. Волосы как будто отросли с прошлого лета. Сестра не собрала их и потому чёрные пряди, почти достигающие поясницы, небрежно болтались при каждом движении.
Дарсия соскучилась по тебе, с улыбкой сказал отец, открывая дверцу, даже испекла чизкейк.
Он вылез из машины, а я так и остался сидеть, сжимая ручку до белизны костяшек. Паническая атака подкрадывалась, стоило только подумать, что там, за пределами душного салона, поджидает гигантское чудовище, извергающий тонны грязи и углекислого газа, город. Вдруг вспомнился случай из детства. Мне было восемь, и мы гостили у тётки в Лос-Анджелесе. Родителям вздумалось сходить на парад (не помню, чему он посвящался, я был слишком мал). Зато в сознании чётко запечатлелась картина: флаги, костюмы, куча незнакомых людей, в тесноте идущих по улице, и я, вдруг чётко осознавший, что стою один и не вижу родных. Дезориентация. Паника. Детский страх, который сложно описать. Какой-то мужик в костюме медведя едва не сшиб меня с ног. Я зарыдал, подумав, что так и умру там, что меня просто бросили. Но вскоре кто-то схватил меня за руку. Отец. Я вцепился в него и ещё долго кричал, боясь, что он снова исчезнет.
Ситуация в настоящем чем-то напоминала тот день. Я боялся потеряться в пространстве, понимал, что в одиночку никогда не найду отцовский дом, так похожий на все в этом районе. Если хоть на секунду останусь один, я погибну. Нью-Йорк уничтожит меня. Страх парализовал. Дарсия постучала в окно.
Ты что там, к сидению прирос?
Если бы она знала, насколько близка к истине. Отец уже вытаскивал вещи из багажника. Добби заскулил, и я наконец открыл дверцу. Стоило выйти, как Дарсия бросилась мне на шею.
Ого, Алан, ты вырос! Каким красавчиком стал!
Тон сестры звучал естественно, но я принял её слова за лесть. Уж кем, а красавчиком я себя точно не считал. Однако насчёт роста она права: к последнему году обучения в школе я вымахал чуть выше пяти футов. Неплохо бы теперь нарастить массу, но я мог похвастаться только широкими плечами. Вообще предпочитаю слово «поджарый» в описании собственного телосложения. Никак не «тощий» и уж тем более не «жердь». Я выглядел не слишком складно, как большинство подростков.
Обняв Дарсию в ответ, я вспомнил, как при разводе родителей она сказала: «папочка меня больше любит». Её тон был таким уверенным для десятилетней девчонки, а я в свои тринадцать чувствовал себя совершенно некомпетентным в этом вопросе. Возможно, дело было в том, что отец всегда приходил на выступления сестры и всячески поддерживал её творческие начинания. Дарсия обладала способностью состоять с людьми в какой-то тесной обособленной связи. У нас она тоже была. Я всегда чувствовал себя спокойно рядом с сестрой, мог рассказать ей всё и знал, что она не предаст меня, какой бы ужасный поступок я не совершил. Также доверительно она взаимодействовала с отцом. Наверное, я ревновал, потому что не мог подстроиться под него так же легко. Слова взрослых меня часто пугали, их действий я не понимал, зато Дарсия могла объяснить всё на свете. Когда она улыбалась, все грешники мира оказывались прощены.
Пока мать занималась собой, Дарсия балетом, а отец просмотром её выступлений, я торчал в комнате или ездил на велике за город. Может, и удивительно, но даже у меня был друг, в чьей компании я коротал время. Его звали Кевин. Катались мы часто, поскольку в Принстоне люди не так уж любят спешку. Шансы, что тебя собьют на улице, небольшие, а если уехать подальше, то можно совершенно расслабиться. Однако пришёл день, когда семья Кевина переехала, и я лишился человека, с которым надеялся существовать бок о бок до конца жизни. От меня словно оторвали кусок. Разрывы всегда болезненны. Я переживал долго и тяжело. Теперь же я смотрел на Дарсию, с лёгкостью променявшую уют и тишину на городские огни и лицемерное однодневное общество. В самом затаённом уголке души я завидовал ей, но не хотел себе в этом признаться.
Малыш! крикнула Дарсия и, расцепив объятия, потянулась за клеткой с Добби. Пёс радостно замахал хвостом. Вероятно, узнал её. Сестра любила кормить подлизу вкусняшками.