Поэтому, сколь бы ни был велик страх перед мегаполисом, он отступает на фоне страха перед новой страной. Из двух зол я выбрал Нью-Йорк. Так начался новый этап в моей жизни.
Те пять лет, что наша семья жила порознь, Дарсия всегда приезжала погостить на каникулы. Это были счастливые дни для меня, я чувствовал себя менее одиноко в просторном доме, где о присутствии матери напоминали лишь её едкий запах духов и брошенный второпях пустой тюбик из-под тонального крема, надолго оставшийся валяться перед зеркалом в коридоре. Сам я никогда не ездил в Нью-Йорк, соответственно, давно не видел отца. Даже созванивались мы редко. Его существование в моей жизни было чисто формальным. Теперь предстоит переехать к нему, и я даже не представляю, как будет выглядеть эта встреча.
Чувствую себя предателем, потому что сначала выбрал мать, а теперь иду на попятную. Вроде как изменяю убеждениям, но что мне остаётся делать? Кто позаботится обо мне в настоящем, если не я сам? Почему мы просто не можем остаться в Принстоне?
Я слышу, как мамины тапки шаркают по кафелю в кухне. Она гремит посудой, хотя за последние пять лет готовила от силы три раза. Наверное, пытается сварить кофе, потому что его запах проникает через приоткрытую дверь в моей спальне. Запаковав последние вещи и окинув взглядом комнату, в которой прошло моё детство, я невольно взгрустнул. Сколько воспоминаний хранил каждый предмет! Окно, из которого я однажды выпрыгнул ночью, потому что хотел почувствовать себя взрослым, погулять при свете ночных фонарей, а в итоге сломал ногу и лежал с гипсом; кровать, на которой я болел, прыгал и в первый раз пытался заняться сексом; шкаф, где я прятался в детстве, когда не хотел идти в школу; ковёр, на который меня вырвало после первой пьянки в четырнадцать; люстра с разбитым плафоном, в которую я случайно попал из рогатки. Теперь всё это останется в прошлом, перейдёт в частные руки того, кто никогда не догадается об истории дома и его предыдущих жильцов. А я отправлюсь к отцу в злополучный Нью-Йорк.
На меня накатила такая тошнотворная тоска, так что выйдя из комнаты и увидев, как мать, усевшись на край стола, дует на только что сваренный кофе, я не сдержался:
Знаешь, ты худшая мать на земле.
Она вопросительно подняла зелёные глаза, как будто совсем не обиделась.
Ты всё ещё можешь поехать со мной.
Знаешь ведь, что нет. Как ты можешь всё взять и бросить?
Что всё?
Работу, дом, меня
Я тебя не бросаю, а дом и работа вещи легкозаменяемые. Зачем привязывать себя к такому грузу? Нет ничего ужасного в том, что люди иногда переезжают. Это не крест, а новые возможности, почему ты не смотришь под этим углом?
Всегда думаешь только о себе. С тех пор, как отец уехал, тебя не занимало ничего, кроме личной жизни, разве не так?
Алан Она произнесла моё имя снисходительным тоном так, что я лишь сильнее разозлился. Я дала тебе всё, что могла. Разве ты в чём-то нуждался? Эй, не отворачивайся! С каких пор ты винишь меня за развод? Я думала, мы друг друга понимаем. Каждый человек имеет право на личную жизнь, и, смею подчеркнуть, счастливую личную жизнь. Однажды и тебе захочется жениться, так что не упрекай меня в естественной человеческой нужде.
Я раздражённо закатил глаза. Мать вымученно улыбнулась и поставила дымящуюся кружку рядом с собой.
Алан
Хватит. Я понял, ты расставила приоритеты, жаль, что не подумала о нас.
Я подумала о нас! Лицо матери стало серьёзным, только внушительности ей это не придало. Я не молодею, знаешь ли. Что ты предлагаешь? До конца жизни гнить в Принстоне, ходить на собрания одиноких мамочек и делиться с ними рецептами мясного пирога?
Я, я, я
Ой, да брось. Она поднялась на ноги, обошла стол и встала напротив, будто намеревалась запечатлеть свой авторитетный образ у меня в сознании. Ты ведь уже взрослый и скоро сам бы уехал, чтобы строить карьеру и личную жизнь. Бросил бы меня не раздумывая, как это сделала Дарсия.
Нет.
Нет?
Нет. Я, конечно, слукавил, но лишь отчасти. Из Принстона уезжать я не собирался. Мать вздохнула так, словно только что отчаялась выполнить труднейшую задачу в жизни. Мы могли бы продолжить спор, но в моём кармане завибрировал телефон, и я схватился за него, как за спасательный круг. Однако легче не стало. Звонил отец. Когда на другом конце послышался его смягчённый баритон, я сделал глубокий вдох и отвернулся, чтобы показать матери моё безразличие к ней. В этот момент я чувствовал себя паршиво, но разве не она сама виновата? Если она не выбрала меня, почему я должен выбрать её? Почему я вообще должен кого-то выбирать?