* * *
Недавно я узнала о существовании виртуальной конференции «Василий Ерошенко и его время». На одной из них удалось незримо присутствовать. Её участники анализировали стихотворение Ерошенко «Homarano/ Хомарано». Наряду с разговором об идейно-художественных особенностях произведения, речь зашла и о названии. Была высказана мысль, что слово «Homarano» парадоксально по своей структуре: «Homo = человек; homar = совокупность людей (человечество). Но автор добавляет еще один суффикс an homaran, чем едва ли не возвращает слову его первоначальное значение (часть чего-либо) в данном случае часть человечества».
Как преподаватель русской литературы я согласилась и с участниками виртуальной конференции по вопросу близости этого произведения тематике революционно-романтических произведений А. М. Горького «Песне о Соколе», «Песне о Буревестнике» и легенде о Данко из рассказа «Старуха Изергиль». А самого Василия Ерошенко отношу к романтикам, отдавшим пламенное сердце людям.
В процессе изучения жизненного и творческого пути Василия Ерошенко меня заинтересовала дискуссия, проходившая в мае 1916 года в Токийском университете между слепым писателем Василием Ерошенко и известным в широких литературных кругах Рабиндранатом Тагором, индийским писателем. По словам журналиста и переводчика В. Рогова, слепой писатель «оспаривал основное положение Тагора о том, что западная цивилизация материальная, а культура Индии чисто духовная»:
« Мне показалось, что вы, опираясь на буддизм и христианство, противопоставляете культуры Европы и Азии. Совсем как Р. Киплинг, который писал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Так вот: с этим я согласиться не могу. У наших культур много общего, и если мы друг друга не всегда понимаем, то это из-за незнания языков. И ещё из-за националистов, которые натравливают один народ на другой.
А чем Вы можете это аргументировать? спросил Тагор.
Ерошенко минут десять говорил о растущей интернациональной общности людей, о родстве литератур Японии и России, о взаимовлиянии фольклора стран Запада и Востока.
Расскажите о себе, кто вы такой, попросил в конце беседы индийский писатель.
Приехал я из России два года назад, сказки свои пишу по-японски, и товарищи называют меня японским поэтом, закончил Ерошенко под аплодисменты зала».
Спор с самим Тагором, приглашённым в университет для чтения лекций, принёс слепому писателю-эсперантисту широкую популярность. Это произошло, вероятно, и потому, что на лекциях Р. Тагора присутствовали всегда кроме студентов священнослужители различных вероисповеданий буддисты, синтоисты, христиане и другие заинтересованные лица.
Изучая творчество поэта и писателя, путешествуя с ним незримо по странам Запада и Востока, я в какой-то момент поняла, что главное в жизни этого многогранно талантливого человека не то, что он всю жизнь прожил вдали от Родины в поисках необычных запахов и звуков, новых впечатлений, а в том, что он всю жизнь вёл нескончаемую просветительскую работу и не от случая к случаю, а постоянно. Где бы он ни был, куда бы ни заносила его судьба, вектор его деятельности был всегда направлен на оказание помощи слепым, таким же, как он, но находящимся в более тяжёлых условиях. Он перед каждой своей поездкой ставил перед собой конкретные цели в этом направлении и прилагал все усилия к их осуществлению.
С такой целью он отправляется и на Чукотку на пароходе в 1929 году. Там он пробыл около года. Вернувшись с севера, жил в Москве, но и здесь не даёт себе ни минуты покоя: работает преподавателем в школе для слепых, пишет книги. А осенью 1934 года, когда Наркомпрос Туркмении приглашает его создать в республике специальную школу-интернат для незрячих в старинной крепости Кушка, он, ни на минуту не задумываясь, принимает это предложение.
В Туркмении Ерошенко живёт одиннадцать лет, обучая незрячих детей видеть мир. Для них он создаёт рельефно-точечный алфавит на туркменском языке и разрабатывает систему образования и воспитания незрячих. Многие из его учеников станут впоследствии педагогами, писателями, драматургами, но прежде всего добрыми людьми, его последователями. Отсюда, из Кушки, он обращается с письмом к Сталину в защиту международного языка эсперанто и эсперантистского движения в целом. Он идёт на этот шаг сознательно, зная, что «Союз эсперантистов советских республик» был перед войной разгромлен. Тогда, в одну из ночей, многие эсперантисты были арестованы и голословно обвинены в пособничестве империализму и в антисоветской деятельности.