Но всему приходит конец; сошли и февраль, и март, и рыхлый и грязный снег. На косогоре за домом высыпала мать-и-мачеха, чёрные зимние веснушки на носу порыжели, оповещая о скором солнце, а от полей, из-за далёкой, непаханной ещё полосы, потянуло наконец дымом, васильками, пижмой и пробуждающейся, звенящей рекой.
***
Летняя встреча настала внезапно, Егор даже не успел испугаться. Лизу ждали к концу сенокоса, а она явилась в начале июля весь день с матерью просидели в беседке, вспоминая курсисток, гадкую начальницу и приёмы шитья. Лиза четвёртую зиму посещала рукодельные вечера, устраиваемые матерью Егора, и сдружилась с ней ещё с той поры, когда вместе со своей grandma на лето поселилась в соседней даче. Тем, первым летом Лиза то и дело бегала в лавку за свечами и керосином, ездила в город за свежим бельём и средством от плесени а Егор украдкой, жадно и ежедневно глядел из окна на её лёгонькую карету, на васильковое платье и воздушные волосы под вышитой косынкой.
Это лето Лиза снова думала провести на старой даче но теперь одна и только наездами. Бабушка осталась в столице, променяв прелесть имения на возможность продолжать выходы в свет.
Узнав обо всём этом за завтраком на следующий после приезда Лизы день, Егор со сладкой досадой заметил, как невпопад, неровно забилось сердце. Два месяца рядом с Лизаветой больше того, два месяца, свободных от гимназии, шестьдесят дней, посвящённых одним только мечтам, волшебное воплощение которых сейчас, должно быть, завтракает в соседнем доме, всего в какой-то сотне шагов
Эта мысль подбросила, сорвала, повлекла прочь, как могучий вихрь.
Куда ты? позвала вдогонку мать.
Поздороваюсь с Лизой! крикнул Егор уже с террасы, выскочил за калитку и, не вытерпев, перешёл на бег.
Соседний дом и вправду выглядел обитаемым: простояв зиму с заколоченными ставнями, теперь он блестел вымытыми стёклами и пах мятным чаем, дверь в сени была отворена, а изнутри неслось мягкое шипение граммофона.
Лиза? облизывая пересохшие губы, крикнул Егор. Лиза?
Голос осип, дыхание сбилось, а пальцы онемели. Ежов застыл, стараясь сообразить, достаточно ли громко позвал, услышала ли она, сколько ждать, войти или повернуться, бежать
Горик? раздалось со двора. Егорка! Ну, здравствуй! Здравствуй, дружок мой!
Она вынырнула из зарослей сирени и крапивы, раскрасневшаяся, взъерошенная, совсем не изменившаяся с зимы. На плече у ней висело полотенце, а на шее болталась верёвка с прищепками.
Не обнимаю руки мыльные, засмеялась Лиза, стряхивая с пальцев пену. В воздух полетели мелкие цветные пузырьки, закачались, оседая на листьях сирени, и полопались с хрустальным звоном, с запахом сладким и золотым, от которого у Егора закружилась голова и куда-то схлынули все силы.
Мне немного закончить. Горничная осталась с бабушкой, ко мне приедет только на неделе Приходится самой, кивая за дом, где ветер раскачивал пёстрые лоскуты полотенец и шифоновых шарфов, объяснила Лиза. Ты заходи, заходи. Я сейчас тоже, только умоюсь. И будем пить чай.
Не чуя ног, Егор прошёл в сени. Непослушными пальцами наладил граммофон и с удивлением узнал «Метель», игравшую в гимназической зале, когда вручали аттестаты выпускникам. Страшно подумать: ещё полгода и это предстоит ему самому. Да, выпускной класс Сжимкой не проведёшь, придётся заниматься Но будущая зима, унылая, снежная и слепая, меркла перед сегодняшним днём, перед пышным летом, полным солнца, зелени, птичьего щебета, запаха васильков
Это были месяцы купания, катания в лодке, беготни наперегонки с собаками ветер ловко надувал её летящие шарфы и кофточки, развевал светлые волосы. Несмотря на то, что Лиза приезжала только по будням, они успевали заглянуть на сенокос, побывать на заливных лугах, где сладко цвёл иван-чай, насобирать в лесу ягод, позднее грибов, а потом, на горячем исходе дня, ворваться в хлебную лавку, взять каравай, золотисто-коричневый, хрустящий, похожий на закатное солнце, и съесть его, запивая молоком, на чердаке, среди брошенных голубиных гнёзд, стропил и косо падающих вечерних лучей. Бывало, Лиза приходила к Ежовым, и втроём с матерью они подолгу засиживались на террасе за вечерним кофе, который Егор ненавидел, но пил, чтобы не выглядеть ребячливо, за твистом или мушкой, за разговорами, воспоминаниями, даже гаданиями он с трепетом заглядывал в глубокую чашку, всматриваясь в застывшие на воде извивы воска