Увидев представителя силовой структуры, народ замолк и расступился. Арчибальд с гордо поднятой головой шагнул навстречу участковому.
Убил я гада, Потапыч! Замочил в сортире!
Тамбовский волк тебе Потапыч! хмуро отрезал лейтенант, А ну, шагай за мной!
Толпа одобрительно загудела.
И, отобрав ружьё, слуга закона увел убийцу к себе домой, так как надо было одеться. Не проводить же допрос в одном исподнем!
Не волнуйся, Читатель, Василий остался жив! Служба в ВДВ не прошла для парня даром и научила военным хитростям! Он кулаком выбил две доски задней стенки и выскользнул наружу, аккуратно приставив доски обратно. Затем нырнул в стоящую стеной крапиву и по-пластунски ретировался в сторону бани, надеясь там отсидеться до прибытия сикурса. Баня была крепкая, с дубовой дверью, которую не то, что картечь, а и жакан не прострелит.
План удался! Скользнувши в предбанник, Вася подпёр дверь и спрятался под лавку. До него донесся грохот выстрелов. Два, потом ещё два.
«Ага, повёлся тестюшка! Решил, что я в сортире! А я вовсе не тама, а тута!»
Выждав, на всякий случай, с четверть часа, осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Отец и двое соседей, профузно матерясь, шарили баграми в сортире.
Батя! Я вовсе здеся! окликнул его Василий.
Лука дернулся и уронил багор.
Сынок! А мы-то уж думали Мать уже даже тесто для блинов завела!
Зачем блины? Какие блины?
А для поминок!
Нифига себе, оперативность!
Василю помогли дойти до дома, перевязали. Затем Лука сбегал до телефона в сельсовет и вызвал «Скорую Помощь», так как о. Александр был в отъезде. Довольно быстро из Лебединки приехал раздолбанный Рафик с фельдшером Ильёй Игоревичем. Осмотрев раненого, тот поставил диагноз: «Огнестрельные ранения правой полужопицы и ляжки».
В хирургию придётся везти, пули выдергинать, а то нагноение может произойти, а то и Антонов Огонь!
Фельдшер был старенький, начал работать сразу после Гражданской Войны. Однако обезболивающий укол и перевязку сделал ловко!
Делать нечего, Василия завернули в одеяло и погрузили в авто. Илья Игоревич, прижимая к животу пятилитровую бутыль вишнёвки, уселся рядом, и они уехали.
Тем временем товарищ Прилукин, предварительно закончив прерванный бабкой Агафьей послеобеденный сон, в своём казённом кабинете на другом конце села приступил к допросу гражданина Тарасова, тоже отдохнувшего и успокоившегося в холодке камеры. Старательно заполнив паспортную часть протокола, лейтенант неожиданно задал преступнику основополагающий вопрос, добиваясь «момента истины»:
Ты почто в него стрелял?
Арчибальд поёрзал и с вызовом ответил:
Чтоб до смерти убить!
Была ли промеж вас личная неприязнь? продолжил участковый, заглянув в методичку по проведению допроса, чтоб не сбиться.
Допрашиваемый этого мудрёного выражения не понял, но, на всякий случай, решил всё отрицать.
Не было такой!
А как же тогда? озадаченно поднял брови дознаватель.
Он мою дочь обесчестил!
Это как это? всерьёз удивился Прилукин и закурил, чтобы скрыть удивление.
А вот так!
Подследственный показал недвусмысленным жестом, как именно произошло обесчещивание.
Прилукин хмыкнул:
Да они же в церкве венчалися! И свадьба была! Всё по православному! Никакого разврату, али, там, приневоливания. Ах, да! Вы же уехамши были!
Тарасов побледнел, как портянка:
Какая ещё, нахрен, свадьба?! Сельсовет закрытый был, товарищ Крупский с нами в город ездил!
Вот, они его и ждали, чтобы расписаться, как положено после венчания. А ты, чудак на букву Мэ, родную дочь вдовой сделал!
В этот момент в участок ворвалась бабка Агафья. Платок у неё сбился на затылок, на правой ноге не хватало калоши. Лицо её было красным от ажитации и перенесенных перегрузок.
Ага! Сидите тута, чаи распиваете! А обратно не знаете ничего!
Какие ещё чаи? Ты чё, баба Гаша? напрягся Прилукин.
Чё, чё! Через плечо! Васька-то, живой оказался! триумфально выпалила бабка.
И дознаватель, и подследственный аж подскочили:
Ну!? Выловили из сортира?
Ой, не было его тама! Он в бане спрятамшись оказался!
Арчибальд снова побледнел и рухнул обратно на стул.
Матери вздохнули с облегчением,
Даже улыбается конвой!
Говорят, статья переменяется:
Заменяют нам расстрел тюрьмой!
Такая, подходящая к моменту строфа из блатной песни мелькнула у него в голове.