Хватит рисоваться. Марш завтракать.
Андрей скорчил в зеркало рожу и дурашливо отдал честь.
Отец метал котлеты с картофельным пюре и шмыгал носом. У него было хроническое воспаление носоглотки. Мать ела, не поднимая глаз. Значит, уже поссорились.
Почему композитор Брусиловский пишет казахскую музыку? спросил Андрей.
Нравится, вот и пишет, сказала мать.
Отец поднял глаза.
Видишь, что у него на уме вместо учебы? Следишь за ним? Дневник проверяешь?
Проверяю, отозвалась мать.
К дому подкатил автобус, отвозивший служащих на стройку. Отец торопливо допил компот и приказал матери:
Глаз с него не спускай! Тихо добавил, обращаясь к Андрею: Завалишь экзамены пеняй на себя. Снова на железку пойдешь шпалы ворочать.
Андрей перестал есть. Его мутило. Ну почему все вздрючки обязательно устраивать за едой?
Дверь за отцом захлопнулась. Стало легче дышать.
Не превращай мою жизнь в ад, с пафосом сказала мать.
Для меня ад школа, ответил Андрей.
Что ты себе внушил! воскликнула мать. Ты в такой школе еще не учился.
Кто спорит, новая пятиэтажная школа с высокими потолками, широкими лестничными маршами, большими классами была что надо. Только это ли главное?
Андрей подошел к окну. Вне дома отец был совсем другим: разговорчивым и добродушным. Вот и сейчас он стоял с мужиками у автобуса и, судя по их веселым лицам, рассказывал анекдот.
Рядом была стройплощадка, огороженная высоким забором с колючей проволокой. По углам на вышках уже топтались вертухаи, в основном «урюки».
Наконец-то, с большим опозданием, на машинах с высокими бортами привезли зэков. Лаяли овчарки, покрикивали конвойные. Люди шли мимо, никто не удивлялся. Зэки в городе были такой же частью жизни, как пыль или грязь.
В дверь позвонили. Пришла соседка Зойка Щукина. Глянула в зеркало в прихожей, вздохнула:
Что-то я сегодня плохо выгляжу.
Поделилась последней новостью:
Слышали? Хрустальщика убили.
Кого? не поняла мать.
Приемщика стеклотары.
«Вот это да!» удивился Андрей.
Мать всплеснула руками.
Господи, что же это делается! За что его?
Какое это имеет значение? равнодушно обронила Зойка и вполголоса спросила Андрея: У тебя сегодня снова гуляш по коридору?
Андрей почесал в голове.
Хочешь, я тебя заложу? прошептала Зойка.
Валяй, насмешливо отозвался Андрей.
О чем шепчетесь? спросила из кухни мать.
Анна Сергеевна, сообщила Зойка, завтра 22 апреля, день рождения Ленина. А стенгазета не готова. Классная наша, Гипотенуза, рвет и мечет.
Мать появилась в прихожей.
Не поняла юмора. Газета готова, Андрей вчера нарисовал.
Покажи, потребовала Зойка.
Андрей развернул лист ватмана. Зойка прыснула.
Псих, ты зачем так Ленина изобразил? Он же у тебя на директора похож!
«И, правда, зачем я это сделал?» подумал Андрей.
Ты точно псих, подытожила Зойка. Сам неси свою мазню Гипотенузе.
Андрей вышел из дома и сделал вид, что идет в школу. На самом деле вошел в другой подъезд и поднялся на крышу.
С пятого этажа было видно полгорода. Мазанки, халупы, старые купеческие особняки. Только вокруг стояли такие же пятиэтажные дома. Это был единственный в городе современный квартал. И звали его Новостройка.
Небо было чистое, солнце ласковое. Андрей закурил сигарету и лег, положив под голову школьную сумку. Перед глазами была крыша соседнего строящегося дома. Вертухай на вышке дремал. Зэки в поте морды укладывали рубероид и заливали щели битумом. Тот, что помоложе, свистнул:
Эй, фраерок, кинь пачечку чая.
Откуда у меня? лениво отозвался Андрей.
Сгоняй домой.
Мать не даст.
Стырь.
Я дома не ворую.
А вообще тыришь?
Зэк развлекался. Но Андрею было не до шуток. Он огрызнулся:
Ты кто такой, чтобы меня исповедовать?
В сторонке от работавших зэков сидел еще один. Как и Андрей, просто грелся на солнышке. И выделялся особенными татуировками. На груди пасть тигра, на ключицах звезды, на спине крест с распятой женщиной. «Блатной», определил Андрей.
Вертухай навел на Андрея винтовку.
А ну, мотай с крыши. Мотай, кому сказал!
Щас, разогнался, процедил Андрей
Правильно, пацан, не бойся его, подал голос блатной. Это он так, для порядка шумит. Он сам чифир любит.
Вертухай заткнулся и стал смотреть в другую сторону.