И это выяснилось позже, в ходе слушаний комиссии. С помощью Сэнда Алексис приобрела акции трех крупных фирм, занимающихся грузоперевозками, одной на побережье и двух тут, на востоке. Состояние ее приближалось к миллиону в ликвидных активах, а еще примерно семь миллионов составляли добровольные пожертвования и прибыли с этих трех фирм.
Алексис обратила свои прекрасные глаза на отца.
— Папочка, — сказала она голосом не соблазнительницы мужчин, а маленькой девочки, ищущей защиты у родного человека. — Я так волновалась за тебя. Я наняла Шелла, чтобы найти тебя. Я никому ничего не говорила. Я даже ничего не сказала Чету. Я думала, что мой муж может...
Фрост влепил ей пощечину. Надо было видеть его лицо, в котором воплотилась в этот момент скорбь всего человечества.
— Я никогда не уехал бы в Блю-Джей, если бы не беспокоился за тебя, — сказал он. — За свою единственную дочь! Разве я мог впутать во все это собственную дочь? А ты даже выкрала мои бумаги для этого мерзавца, за которого вышла замуж!
— Но она сама влезла во все это, — сказал я, — во Фронт-Ройале.
— Разве ты не понимаешь?! — в отчаянии воскликнула Алексис. — Рейген приказал Хольту любой ценой достать дневник. Торгесен хвастался, что он умоет Рейгена с Аббамонте и даже моего мужа. Мне необходимо было опередить Хольта и во что бы то ни стало заполучить дневник. Он... он приехал туда раньше меня. Произошла... потасовка.
— И вы ударили его кочергой, — сказал я.
— И завладели дневником, — вторил мне Скотт.
Доктор Фрост отвернулся. Он не хотел, чтобы мы видели его лицо.
Издалека сквозь ветер и дождь донесся вой сирен, который стремительно нарастал по мере приближения к нам. Я подошел к люку самолета и вскоре увидел свет фар и вращающуюся красную мигалку полицейской патрульной машины. Она подъехала к административному крылу здания.
Мы со Скоттом развязали Алексис и помогли ей и доктору Фросту выбраться из люка «Дакоты». Под своей ладонью я чувствовал гибкое тело Алексис. Ее грудь коснулась моего плеча.
— Мы могли бы... — начала она.
— Хватит!
Я взял ее за локоть и сжал крепче, чем требовалось. Мы вчетвером вышли на взлетно-посадочную полосу. Я предъявил документы сержанту полиции штата Мэриленд. Удостоверение уполномоченного по особым поручениям сената произвело на него впечатление.
— Как это вам удалось так быстро добраться сюда? — спросил Скотт.
— Да еще в такой ливень, — добавил я.
В наших словах звучала издевка. У нас выдалась тяжелая ночка. Мы заговорщически улыбнулись друг другу. Полицейский явно не уловил в наших словах сарказма.
— Но все равно, черт возьми, мы рады вас видеть, — сказал я.
— Трое парней в машине превысили скорость, — принялся объяснять сержант. — Наскочили на фонарный столб на Беннинг-роуд. И вылезли из автомобиля с оружием в руках.
Другой патрульный говорил по радио. Довольно быстро прибыли еще несколько полицейских машин и две машины «Скорой помощи». Еще до прибытия машин я спустился в подвал и забрал с собой Хоуп. Ей оказали первую помощь.
Они вспугнули Сэнда с Эриком Торгесеном и еще нескольких парней, которые находились вне административного крыла. Возникла беспорядочная перестрелка у зацементированной приангарной площадки, но преимущество оказалось на стороне полицейских, да и у головорезов Рейгена, лишившихся руководства, не было ни малейшего шанса.
Врач обработал лицо мне и Скотту. Он наложил временные повязки мне на правую руку, а Скотту — на бедро.
— У вас обоих такой вид, словно вы побывали в бетономешалке, — констатировал врач.
Мы не стали с ним спорить.
Шелл Скотт и Честер Драм
Вашингтон, 8 ч. 15 мин., понедельник, 21 декабря
ШЕЛЛ СКОТТ
Ну, вот так мы с Четом Драмом и познакомились.