Я отдам указ, напишу письмо в Эштар им тоже грозит эпидемия и сразу вернусь. Тогда и поговорим, сказал король, забирая указ, а она смотрела на него и не понимала, почему он может делать все, что должно, не отвлекаясь, а она нет. Почему у нее сердце болит за дочь, а он будто и не понимает, что подверг ту опасности.
Зря вы, Ваше Величество, эштарца выбрали, говорила ей пятнадцать лет назад одна знатная особа.
Он благородный человек! возмущалась Лилайна в ответ. Вы просто его не знаете!
Я не говорила, что он плох. Он может быть силен, смел и благороден. Быть может, он даже сможет стать Рейну хорошим королем, но вас он никогда не сможет понять. Моя гувернантка когда-то рассказывала мне сказки о древних людях, и она говорила, что эштарцы собственным детям вливали в жилы сталь. Большинство из них умирало, а те кто выживали становились безупречными воинами. В этой сказке есть что-то от правды.
Лилайна зябко натягивала на плечи шаль, вспоминая эти слова, и понимала, что правды в этой сказке слишком много. У эштарцев видимо внутренняя потребность заливать в своих детей сталь прямо из собственного сердца, а она хотела своим детям совсем иной судьбы.
Возвращаясь к окну, Лилайна снова кусала губы, но признавала, что иного мужа она никогда не желала.
Лил, обратился к ней Антракс, вернувшись через четверть часа.
Он обнял ее за плечи и поцеловал в шею чуть ниже уха, специально задевая длинную жемчужную серьгу, будто эта его нежность могла изменить ее чувства.
Скажи, зачем ты это делаешь? спросила Лилайна, вырываясь. Зачем ты уродуешь нашу дочь? Кем ты пытаешься ее сделать?
Образованным человеком, ответил Антракс и тут же отступил, понимая, что быстрого примирения не будет.
В чем образованность? В том, что ты ей в десять лет голых мужиков показываешь?!
Антракс на мгновение даже растерялся, потом наконец понял, откуда взялись голые мужики, и ответил:
Это не голый мужик, а труп. Неужели ты не понимаешь разницу?
Неужели ты не понимаешь, что это ужасно? Она девочка! Она не должна такое видеть!
Да почему!? спрашивал Антракс, искренне не понимая негодования жены. Если тебя так беспокоит ее осведомленность о мужских гениталиях, то она уже все о них знает и даже видела их в разрезе.
Лилайна на это заявление только лицо руками закрыла и едва не разрыдалась. У нее было совсем другое детство доброе и беззаботное. Для дочери она хотела такого же. Чтобы та бегала по саду с подружками, вышивала, играла на арфе и пела. Она могла бы заняться живописью, но вместо этого она уделяет внимание пению лишь раз в две недели, не берет в руки рукоделие и тайком пробирается на кухню, чтобы пришить утке отрезанную голову, а теперь еще и стоит рядом с заразным трупом.
Она могла заразиться, Ан, неужели ты не понимаешь? Неужели ты совсем за нее не боишься?
Мы все могли заразиться. Среди приглашенных в замок к празднику были люди, встречавшиеся с умершим купцом как раз накануне его смерти, так что мы все в опасности, и да, я боюсь за нее. Я не всегда буду рядом, и она должна знать, что надо делать, а чего делать нельзя в том месте, куда ее так тянет. Ты сама знаешь, что я не навязываю ей медицинские знания
Ты должен был переключить ее внимание! Она выбрала бы что-то иное, не потакай ты ей так! воскликнула Лилайна и резко отвернулась. Слезы все же выступили на ресницах, обжигая глаза.
Ты сделала все, чтобы она выбрала что-то еще, но она все равно бегала в госпиталь, ты предпочитаешь, чтобы она делала это без присмотра? устало спросил Антракс, с трудом сохраняя спокойное выражение лица.
Я предпочла бы запретить ей там появляться, по крайней мере, пока она так мала! прямо сказала Лил. Она же даже не понимает, куда лезет!
Антракс рассмеялся, резко шагнул к ней и, схватив за руку, дернул к себе, чтобы заглянуть в глаза. Смех его оборвался, а синие глаза оказались не веселыми, а пронзительно холодными.
Запретить? Ты много считалась с запретами, а, Лил? В кого наша дочь должна слушать запреты? В тебя? В меня или, может, в мою мать, на которую она так похожа? Если ты не помнишь, она родила меня, вопреки запретам, и сбежала в Эштар, потеряв права на трон. «Нельзя» для нас ничего не значит и для нее не будет значить, сколько бы ты ей ни запрещала, так что лучше просто доверься мне.
Он отпустил ее руку, обнял и хотел было поцеловать, пока она не придумала новую формулировку старым аргументам, но не успел. В дверь внезапно постучали и пришлось чуть отстраниться от жены, чтобы ответить: