Папа дергал кудряшки на своей макушке, задумчиво уставившись в зеркало. Похоже, ему тоже что-то приснилось.
Я убежал в кухню чистить авокадо, мама достала вчерашний кускус, заглянул папа в белом костюме:
Я от завтрака воздержусь. В посольстве кормят как на убой.
Ты сегодня опять в посольство? мама поправила папе галстук.
Приехал мой одноклассник из иезуитского колледжа, нельзя не пойти, папа вздохнул: Вчера была делегация наших врачей на слет кардиохирургов Позавчера была певица Ннека замечательная певица, но Мне уже не верится, что я смогу когда-то снова преподавать музыку как я был счастлив с моими студентами!
Бюрократический иммунитет
Мефодий Маркович подстерег меня возле дверей школьной библиотеки.
В советские времена, когда царили произвол и притеснение, а прозаик М. Ласточкин был еще поэтом, ему подарили буржуйскую паркеровскую ручку, чтобы расписаться в получении литературной премии. Ручка оказалась с чуждым уклоном и поэт Ласточкин создал кляксу на важном для бухгалтерии документе. Каковую кляксу он тут же попытался опротестовать в обкоме с целью продолжения процедуры получения наличной премии. Однако, получил разъяснения: «Писатель у нас свободы не имеет, а потому вместо денежной премии получает полное собрание сочинений руководителя страны. А буржуйская клякса имеет иллюзию свободы и помещается в рамку на стену в музее соцреализма.»
А при этом, Эдуард, данная историческая клякса обладает свободой воли и умеет распространяться в любые документы. То есть, не такая уж маленькая «иллюзия свободы», как выразился товарищ из обкома. Тебе не надо знать, что такое «обком». Усвой вот что: эта паркеровская клякса и есть печать неприкосновенности.
Увидев меня около библиотеки, Мефодий Маркович дернул мой воротник так, что я ввалился в библиотеку, и запер дверь. После чего стал читать мне свою лекцию.
Мефодий Маркович, я не понимаю
Библиотекарь не дал договорить:
Все ты понимаешь, мой чернокожий чернокнижник На тех, у кого есть печать неприкосновенности, твоя магия не действует.
То есть
У меня есть печать. И у Мирона Ласточкина она есть. Не будь этой печати, он мог бы заметить, что над ним смеются. А так он защищен от возможности что либо понять Но для умного человека все совсем наоборот. Я знаю, чем ты занимаешься. Я помню, что вчера ты был белокожим оболтусом, а сегодня ты чернокожий принц у меня бюрократический иммунитет, понял?
Я лихорадочно соображал. Но ведь Мефодий Маркович всего лишь библиотекарь, что он мне сделает?
Но ведь вы всего лишь библиотекарь! Что вы мне сделаете?
Не «всего лишь». Я Библиотекарь. Человек, который умеет обращаться с книгами. А книги, как ты успел заметить, правят миром Ты должен остановиться, пока еще не поздно. Прекрати использовать добавочные страницы, забудь о них!
Да с какой бы стати?! Кто вы такой, чтоб мне указывать? Я, между прочим, пока еще принц.
Я расправил плечи, припомнив все свои столкновения с учителями. Никто никогда не смел перечить мне. Может быть, в той, другой жизни, где я не был принцем но не в этой. По крайней мере, я такого не припомню.
Припоминание это добавление к памяти чего-то, чего в ней раньше не было. С того момента как я стал принцем, я многое начал припоминать. Например, свою поездку к дедушке в Кампанде.
А вы знаете, что у моего дедушки на службе есть специальное подразделение для разговоров с такими, как вы, Мефодий Маркович?
Мефодий Маркович вздохнул:
Эдуард, мне нечего возразить мальчишке, апеллирующему подобными приемами но ты любишь книги, я знаю. Ты должен меня понять
Принц Капманде никому ничего не должен.
Внутри у меня что-то защекотало от гордости.
Ты думаешь, что научился контролировать книги на самом деле это книги контролируют тебя
Я невозмутимо развернулся, открыл дверь и вышел из библиотеки.
От двери отскочил Олег Подчебучин, отвернулся, рассматривая стену напротив.
* * *
Было когда-то давно время наших совместных игр. Было то в детском садике «Калинка» (или «Малинка»? не помню), и во дворе нашей девятиэтажки, где мой сильный папа катал нас по очереди на плечах и пугал дикими гиппопотамскими выкриками. Олежка без раздумий откликался на все мои идеи, бросаясь в огонь и в воду, если я прикажу и радовался. И я радовался нашим играм, пока однажды не загнал Олежку на березу и не приказал ему: