Так я не с ним, а со Старцевым в душе и осталась до сей поры Все же как ни крути, а первая любовь вечная
Руки ее загорелые, в кистях шершавые лежали на столе, а меж ними стояли два граненых стакана из-под чая и блюдечко с булочкой и крендельком. Я накрыл эти родные руки ладонями и при последних словах бабушки стал оглаживать их, согревая своим теплом. Никогда не видел в глазах бабы Фаи слез. И сейчас их не было. Только увидел я в них глубокую тоску и печаль.
август 2021г.Собачья жизнь
Рассказ
Зимняя спячка заканчивалась. С крыш зазвенела капель. Весеннее солнце, заиграв, отражалось в глянцевых волнах журчащих ручейков и вспыхивало ослепительными бликами, словно фееричное мерцание праздничных огней. Воздух наполнялся испарениями, становилось тепло и весело после тягот зимнего времени. Жизнь пробуждалась, и казалось, весь живой мир приходил в движение.
К оттаивающему мусору фекальных стоков, что находился в отдаленном углу территории насосной станции, подошел огромный черный кобель.
Крупная беспородная овчарка с мутными, мрачными глазами приблизилась к куче волглого, преющего мусора и беспристрастно, машинально задвигала челюстями. Она ловила обвислыми губами и истертыми почерневшими клыками куски полусъедобных отходов. Кобель доживал свой четырнадцатый старческий год. Его дряхлеющее существо приносило с собой не оживающую радость весны, а унылую, скорбную призрачность ночи. Хозяин у него был, но старость убога, и тот с раздражением ожидал, когда же собака подохнет. Привечал и кормил ее мало. Добавку к еде пес искал здесь, где можно набить себе брюхо хоть чем-то.
Работники станции прозвали его Шерханом.
Склонившись над отходами и перемалывая их слабеющей челюстью, он с пустым равнодушием смотрел на людей, которые ходили по территории. Они ловили его сумрачный взгляд и с надменным видом морщились и презрительно отворачивались. Он понимал, что унизительно и больно питаться всякой падалью, но он не человек и даже не волк, который может добыть себе кусок кости со свежим мясом.
Он просто собака а жить хочется!
Мужик в потрепанной, застиранной робе взял палку и бросил в кобеля с криком:
Пошел, сволочь вонючая!
Шерхан прекратил жевать, взглянул внимательно на буйного мужика и понял надо уходить. Он чувствовал, что его эти люди опасаются, и тем не менее неуклюже развернулся и пошел прочь на выход к воротам.
Шерхан ненавидел этих людей за то, что им не дано понять, почему ему хочется кушать, что у него нет места, где можно спрятаться от дождя и мороза. Он безнадежно скитался по разным углам, лишь изредка прибиваясь ко двору своего хозяина-алкаша.
Он никогда не убегал, когда его гнали, а с достоинством и гордостью покидал людей, оставляя их в своей пустой ярости и жестокости. Шерхан имел отличительную черту своего облика: передние лапы были значительнее короче задних. Его воспринимали как уродца, как оскорбительный плевок природы. Однако же, когда его прогоняли, вид он приобретал от степенности гордый, от низко приспущенной головы злобный. Он, не меняя размеренного шага, сверкал предупреждающим взглядом, задирал нос к горизонту и нес в себе какую-то дерзкую безутешную обиду. А обыденная поступь его выражала скорбь, муку и страдание.
Как-то Шерхан пришел не один. Он, как всегда, степенно волочил свое грузное тело, которое тяжело и монотонно раскачивалось. Позади него легко и шустро семенил лапками черненький смешной кобелек. Это был забавный щенок, месяца три от роду. Куцый хвостик играл в ритме сумасшедшего танца, а взъерошенная щетинка волос на хребте стояла неизменно горбиком. Несмотря на младенческий возраст, эта потешная собачонка с мордочкой суслика уже испытала с лихвой все прелести собачьего бесправия и унижения. Возможно, Шерхан из симпатии или жалости взял с собой этого маленького постреленка, возможно, какие-то дворовые связи объединяли их, но обе были беспородные и разные. Необычный вид имел щенок: длинные лапки, короткое, как бы обрубленное вместе с хвостом, тельце, подвижные, наполненные страхом глазки и острые беличьи ушки. В его повадках просматривался какой-то неугомонный норов дикого зверька. Люди назвали его Чернышом, а потом приклеили вывеску «хмыренок».
Когда ему исполнился месяц, он был отстранен от материнского тепла и отправился искать свое счастье по улицам и чужим дворам. Его поймали мальчики и долго выкручивали голову, лапы, хвост. Он визжал во всю щенячью мощь и пытался укусить игольчатыми зубками за пальцы и ладони таких же несмышленышей, как он. Одному мальчику он прокусил палец, и у того брызнула жидкая алая струйка крови.