По вкусу похоже на капусту. Хрустит. Видимо, овощи китайские или водоросли. Есть можно, комментировал Чугунов, наворачивая за обе щеки.
Полина отрешенно накручивала на вилку лохмотья. «Неужели попытки обратить на себя внимание Михеева тщетны? Неужели напрасны!?»
То и дело раздавались взрывы хохота, в котором Полина ясно отличала его смех.
От навалившейся невыносимой тоски отвлекло сообщение Глаши. Она интересовалась, где находится Полина, радовалась совпадению они с Кирой поблизости, и, в конце концов, заявила, что они немедленно прибудут перевести дух и перекусить. «Нет, как же вы придете? Вас увидят!» запротестовала Полина, но Глаша не ответила.
Спустя пару минут к стеклянной двери в стеклянной стене прислонился шут в черно-красном колпаке с бубенцами, а за ним палач с деревянным топором.
Лица обоих скрывали маски у шута бело-черный чулок, а у палача красный с прорезями для глаз и рта. «Я люблю Париж» красовалась надпись на белой футболке шута, а за спиной болтался красный рюкзак с ценником. У палача поверх такой же футболки развевался черный плащ до пят.
Гости из Средневековья шумно вломились в ресторан, не в силах отдышаться. Палач даже облокотился о столик, и столик опрокинулся вместе с палачом. Шут незамедлительно принялся поднимать столик, палача и его топор. Но палач путался в длинном плаще и вновь и вновь ронял столик и топор, а шут поднимал столик и каждый раз заботливо хлопал по столешнице, а бубенцы на его колпаке звякали в такт.
Эта сценка развеселила французов они даже перестали жевать. Но больше всех покатывался со смеху Чугунов. Пока не подавился рисом.
Наконец, палач уравновесился, отвесил низкий поклон зрителям и с топором наперевес направился к барной стойке. Шут, звеня бубенцами, поплелся следом.
Pardon madame, savez-vous, ou sont les toilettes? /Простите, мадам, где здесь туалет?/ спросил палач.
Ошарашенная китаянка указала на маленькую дверцу. Палач распахнул её и принялся умываться прямо поверх маски и громко сморкаться. Шут тем временем показывал китаянке пальцем на свой рот и повторял два слова:
Boire. Manger. /Пить. Есть./
Китаянка протянула ему меню. Шут озадаченно уставился в названия блюд. Он явно не понимал написанного и то подносил, то отводил меню от глаз. Наконец, ему на выручку вышел мокрый палач, молча выгреб из карманов мятые деньги и кучу мелочи и водрузил их на барную стойку. Затем засунул топор под мышку, взял с прилавка салаты, а шуту кивнул на бутылки с водой.
Со скрипом отодвинув стулья, гости из средневековья разместились за столиком рядом с Полиной и Чугуновым и незамедлительно накинулись на салаты.
Французы с Михеевым незаметно поглядывали на соседний столик и улыбались. Чугунов корчил Полине рожи и косил глаза в сторону пришельцев из прошлого.
Шут умял салат за мгновение и уставился на нетронутую тарелку Полины. Доедавший свою порцию палач услышал, что бубенцы затихли, и проследил за взглядом товарища. Взгляды обоих сконцентрировались на буром рисе под прозрачными лохмотьями.
Полина, опередив их хватательный рефлекс, протянула свою тарелку со словами:
S il vous plaies! /Будьте любезны!/
Merci beaucoup! /Благодарю!/ хором поблагодарили шут и палач и быстро стали набивать рот рисом.
Еду отдала придуркам? возмущенно зашептал Чугунов.
Шут, который недолюбливал Чугунова с первого класса, схватил его тарелку и стукнул одноклассника по лбу. Рис посыпался на голову и за шиворот Чугунова. Тот заверещал от возмущения.
Французы и Михеев дружно ахнули.
Придурок! визжал Чугунов, стряхивая с себя рис.
Винегретик, не сдержался Кира, ухмыльнувшись. От его слов у Чугунова глаза на лоб полезли.
Пора уходить, тихо произнес палач, резко вскакивая и хватая топор. За стеклянной дверью стояли жандармы и смотрели сквозь стекло.