Его раздражал их цвет, более светлый и тусклый, чем у матери или самого Хина, но всё-таки рыжий.
Стражники разгуливали по двору, заткнув ножи за пояса и поглаживая рукояти. Келеф и не пытался отдавать им распоряжения, прекрасно зная, что они не будут выполнены. Синкопа вызвался ещё раз сбегать в деревню и узнать, что готовят люди, но уан ему запретил.
- Тебя могут поймать, убить и с воодушевлением приняться за нас, - пояснил червь.
- Я неуловим, - заверил паук. - Но нет, так нет.
Лятхи не стали пренебрегать осторожностью ради показного бесстрашия. Теперь они выходили во двор только тогда, когда этого нельзя было избежать, и всегда вдвоём. Хахманух набрался мужества и попытался уговорить Сил'ан на время оставить все мысли о реке.
- Если ты пойдёшь один, - решительно сказал он, - это вызов или удобная возможность. Сам понимаешь. А из нас какая охрана? Я дрался только один раз и то давно.
- У меня и в мыслях не было, - улыбчиво ответил Келеф.
Червю стало стыдно за появившуюся с недавних пор нервную манеру речи и стремление поучать других, он вздохнул:
- Ты прости, что я такой суматошный последнее время. Ох, не по мне нынешняя жизнь.
К реке отправились Ре и Фа с тонким и прочным, непроницаемым для воды полотном. Они наловили рыбы, свалили её в ткань, взяли края в клювы, образовав подобие гамака, зачерпнули столько воды, сколько смогли унести, и возвратились с ценной ношей в крепость.
На четвёртый день после приезда Хахманух вошёл в комнату, где лятхи и Сил'ан собирали и настраивали музыкальные инструменты. В передних лапах он держал четверть пергаментного листа.
Келеф, оставив остальных, подплыл к нему и негромко спросил:
- Что?
- Пришла беда - отворяй ворота, - вздохнул червь. - Приглашение на турнир. Мне нравится их стиль: изысканно и лаконично. Дескать, позвольте мы попробуем сразу от вас избавиться. А не удастся, так хоть познакомимся, чтобы при следующей попытке сделать меньше ошибок. Только этого нам и не хватало. Как думаешь отказываться?
Сил'ан взял у него послание, пробежал глазами.
- Никак, - ответил он. - Нельзя.
Надани сама себя загнала в ловушку. Соседи устраивали очередной турнир - на сей раз в честь прибытия нового уана. Она знала, что если никто из Одезри не будет присутствовать, все решат, что род утратил влияние. Поехать сама женщина не могла - тогда ей пришлось бы признаться в обмане, встретиться с Келефом, говорить с ним, смотреть ему в глаза. Выходило так, что на турнир должен был отправиться Хин.
Заставить ребёнка участвовать в сражениях никому не пришло бы в голову. Нет, Надани не верила в здравомыслие или милосердие летней: Хина оберегало то, что он не был благородным, а только высшему сословию дозволялось проливать кровь друг друга под торжественный бой барабанов и на потеху толпе.
Женщина вызвала к себе Тадонга и, приотворив дверь, велела тому собираться. Он просиял и напыжился, а Надани пожалела, что не может отправить с Хином Гебье.
- Всё твоё внимание должно быть отдано моему сыну, - ожесточённо проговорила она. - Если хоть волос упадёт с его головы, ты пожалеешь. Запомни!
Её слова ненадолго притушили тщеславное торжество, отразившееся на лице мужчины.
Спина ещё не зажила, и расшитая нитями драгоценных металлов выходная куртка немилосердно царапала её даже сквозь рубашку, тело щипало и жгло от пота. Мальчишке казалось, что ленивый и пьяный мясник с лицом Тадонга режет его тупым ножом на куски и при этом самодовольно ухмыляется. Он изо всех сил напрягал плечи и прогибался вперёд, стараясь удержать одежду на расстоянии от тела.
- Тоже чувствуешь восторг? - подмигнув, спросил у него мужчина. - Можешь не отвечать, я и так вижу, что маршируешь, как на параде. Расслабься - ехать нам долго.