– Не трогай ничего, Орми. Эти люди погибли от яда. Наверное, снег отравленный выпал.
Снег и вправду был нехороший, желтоватый. Братья медленно брели между мертвецами. Вдруг один пошевелился.
– Смотри, Орми. Вон людоед еще живой.
Подошли. Человек открыл глаза, увидел их, оскалился:
– Явились… Гниль! Ухоеды вшивые. Повезло вам. Жрите нас теперь, ублюдки.
Орми нагнулся было к незнакомцу, но Энки его остановил:
– Не трогай! Отрава кругом.
– Чего испугались? Какая отрава? Жри, не бойся.
– Если не отрава, отчего вы все перемерли?
– Так… Улле пришел. Всех костогрызов к себе забрал. Не трусь, ухоед. Сожри хоть меня одного, пока во мне кровь не застыла.
– Мы не ухоеды, – сказал Энки. – Мы пришли из-за гор. И человечину не жрем.
– Жаль… А я-то думал, сейчас ухоедов гуганским ядом попотчую.
– Тебе помирать скоро, – сказал Орми. – А ты все о злодействах печешься.
Костогрыз скривил рожу, удивленно поднял брови.
– Кто ж вы такие?
– Мы дети Имира, ведем с Улле войну.
– Ух! – Людоед попытался привстать, да не смог. – Выродки?
– Выродки. Расскажи, что у вас случилось.
– Из-за вас все… Твари зловонные! Ненавижу! – Глаза костогрыза пылали огнем, лицо перекосилось от злобы.
– Брось. Мы только что с гор спустились и невиновны в вашей гибели. Расскажи, как было дело. Может, мы тогда и отомстим за тебя гуганянам.
Костогрыз перевел дух, полежал немного неподвижно, потом собрался с силами и сказал:
– Третьего дня пришли гуганяне. Окружили нас. Да мы и не рыпались. Куда… против железа и пушек.
– Железо? Пушки? Что за слова такие? – встрял было Орми, но Энки на него цыкнул:
– Погоди ты! Он, того гляди, помрет, не успеет рассказать.
Людоед ухмыльнулся.
– Не слыхали о пушках за горами? Ничего, узнаете…
– Ты продолжай.
– Похватали нас и давай пытать: не видали ли мы двух выродков. Они у гуганян в клетке жили, сбежали, перебрались через стену в лес. Пытали нас, пытали, ничего не добились. Уж мы бы сказали! Да что тут скажешь, если мы их не видели! Тогда они взяли самых здоровых мужиков – пушку тащить, самим-то неохота. Знамо дело, до дома доберутся, тут же всех и прикончат. А нас отпустили, только наказали: до утра из селения ни на шаг. Ушли. Мы сидим, не верим, что живы. Тут они и шарахнули по нам из леса. Снаряд был с ядовитым дымом. Это, слышь, новое оружие. Раньше такого не было. Раньше-то, бывало, придут гуганяне лес от людоедов чистить, начнут палить из пушек. А снаряды были с огнем и железом. Ну, на землю ляжешь, голову прикроешь – можно выжить. А от дыма не спасешься. Только я вот что-то никак не помру. Когда дым повалил, я упал и носом в какую-то шкуру уткнулся. Стал дышать через мех, казалось, так легче. Может, поэтому. Дурак! Надо было полную грудь набрать… Давно бы в пустоту ушел…
– Прикончить тебя?
Лицо у костогрыза уже посинело, из горла доносился один хрип.
– Вы… выродки… не хотите смотреть… как враг подыхает…
– Ты нам не враг, в пустоту уходи! – Энки проткнул костогрыза копьем и, повернувшись к Орми, сказал: – Пойдем, брат. Надо найти тех беглых выродков. Они ведь, наверное, неспроста убежали как раз сейчас и прямо нам навстречу. Может, это нам знак от Имира. Может, мы вместе должны идти на север.
– Похоже, что так, – сказал Орми. – Только где ж их искать?
– Помнишь следы у подножия гор?
– Точно! Ведь то были люди в гуганских обмотках… А выродки бежали из Гугана.
Двинулись обратно к горам. Свернули с гуганской тропы, отыскали свои следы. По ним и пошли. Мороз стоял лютый, то и дело приходилось жечь костры, а холод все равно пробирал до печенок. Наконец добрались до тех следов. Только к ним теперь добавились еще три следа – поверх.
– Плохо дело, – сказал Энки. – Гуганяне идут за ними по пятам. Может, еще успеем на подмогу.
Побежали.