Батя он человек стойкий, рассказывал сослуживцам Григорий, а спроси про те денёчки сверкнёт глазами и заговорит поначалу вроде бодрячком, но на втором слове замолчит, закроет лицо ладонями и плачет. И сквозь слёзы сказывает, как ранним утром пятого октября ходил он в рваном подряснике по мёртвым развороченным баррикадам, кадил на кровь ещё не смытую и товарищей поминал
Так что ж, родненький, порадуешь старика, приедешь?
Отче, обещать не буду, но с ребятами поговорю. Может, и стронемся.
Молю Бога, Гришенька, молю Бога!
Отец Михаил простился и положил трубку.
* * *В тот же день Григорий собрал артель. Так, мол, и так. Денег у бати, известное дело, нет, а если и завелась копеечка, то, «что орёл, что решка» вся наша. Отец Михаил как образ Божий последнее отдаст! Решайте, дело добровольное.
О чём тут, с-собственно, д-думать? чуть запинаясь, произнёс Родион, правая рука Григория. Коли Гриша зовёт, п-понятное дело, надо ехать всем ч-числом.
На том и порешили. Два дня положили на сборы. Вечером третьего прибыли на Павелецкий вокзал. Погрузили в вагон артельное хозяйство пустыми руками фреску не напишешь. А чтоб проводница не серчала, мол, завалили коробками все проходы (!), ей и шоколадку поднесли, и доброе слово сказали. Распихали вещи, расселись по полкам, как птицы по проводам, да покатили, попивая чаёк в подстаканничках, «с милого севера в сторону южную»
По прошествии времени мы часто удивляемся, как мудро и единственно правильно судьба выстраивает нашу биографию. Выстраивает вопреки непониманию сердца и протестам ума. Что-то большое, не сравнимое с сиюминутной оценкой событий, движет нас вперёд. Судьба на этом пути зачастую не милая подружка, а жестокая и эгоистичная управительница, она похожа на «безжалостную» мать, уводящую зарёванного малыша домой в самый разгар игры. Малышу невдомёк, что подул сильный ветер и он вот-вот простудится. Порой судьба выступает в роли «жестокого» отца, заставляющего десятилетнего сына-курильщика курить до одури, чтобы тот больше никогда в жизни не коснулся сигареты. Со временем мы понимаем смысл случившихся событий, и тогда нам открывается история, писанная не росчерками бытовых капризов, а пером высокой и мудрой силы.
Ранним июльским утром прибыли московские варяги в славный город Ставрополь. Выгрузились, пересели на автобус, четыре часа плутали по степным просёлкам и к полудню добрались до станицы. Сошли с автобуса и приуныли. Ни ветерка! Жара, духота, слепни экая северянам пособица! Да делать нечего, сгрузили скарб, огляделись. Метрах в трёхстах белый храм стоит, да такой красивый, что утешение сердцу! Главки стройные, будто точённые резцом. Смотришь на обитель Божью сквозь зной, и кажется: не закомары венчают стены, но воинский строй былинный в шеломах над русским посадом поднялся лепота!
Повеселела иконописная братия, а слепни-то, напротив, присмирели, и жара чуток спала. Подошли артельцы к храмовым воротам, перекрестились глядь, по дорожке от церковного домика бежит священник. Кричит, на бегу подрясник за пояс заправляет. Пыль столбом! Встревоженная стая галок, мирно дремавшая под крышами церковных построек, рассыпалась в небе.
Приехали! Приехали, родные! священник подбежал к артельцам и, широко раскрыв руки, пропел: Христос среди нас, приехали, родненькие!
Григорий первым подошёл под благословение:
Благослови, отец Михаил!
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Гриша, как же я тебя ждал!
Священнослужитель с восторгом оглядел артельцев.
Экие орлы! Да тут и орлица с вами? Отец Михаил задержал взгляд на Полине и широко улыбнулся, чем несказанно смутил девушку. Ай-яй-яй, прости старика, смутил красавицу. Не обижайся, милая! Гриша меня знает, это я по любви такой разговорчивый.
Выдохнув весёлость, отче развернулся к храму, перекрестился и произнёс:
Принимай, отрадушка, иконника Григория со товарищи. Будь им скоропомощницей благой. Приехали они издалече, из самой Москвы! Вот оно как. Ну что, Гриша, на трапезу и отдыхать с дороги?
Сначала в храм бы зайти, нужду поглядеть.
Да-да, конечно, улыбнулся отец Михаил.
Сложив на крылечке гостевого домика коробки с красками и личные вещи, артельцы взошли по ступенькам в церковный притвор, протиснулись в четверик через нагромождение деревянных конструкций, поднялись на леса. Глянули вверх, и оторопь взяла московитов.