Эпилог
IЯ, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
От Баязета[31] к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!
Я, год назад, сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот я есть!
Среди друзей я зрил Иуду,
Но не его отверг, а месть.
Я одинок в своей задаче!
Прозренно я провозгласил.
Они пришли ко мне, кто зрячи,
И дав восторг, не дали сил.
Нас стало четверо[32], но сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.
Она росла в своем единстве
Самодержавна и горда,
И, в чаровом самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер орда
От снегоскального гипноза
Бежали двое[33] в тлень болот;
У каждого в плече заноза,
Зане[34] болезнен беглых взлет.
Я их приветил: я умею
Приветить все, божи, Привет!
Лети, голубка, смело к змею!
Змея! обвей орла в ответ!
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного «я»,
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор стезя моя.
Схожу насмешливо с престола
И ныне, светлый пилигрим[35],
Иду в застенчивые долы.
Презрев ошеломленный Рим.
Я изнемог от льстивой свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами перевиты,
Росой накаплен мой бокал.
Мой мозг прояснили дурманы,
Душа влечется в Примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий говор хат.
До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша. В ненастный день взойдет, как солнце, Моя вселенская душа!
Из книги «Златолира»
1914 г.
Эгополонез
Живи, Живое! Под солнца бубны
Смелее, люди, в свой полонез!
Как плодоносны, как златотрубны
Снопы ржаные моих поэз!
В них водопадят Любовь и Нега,
И Наслажденье, и Красота!
Все жертвы мира во имя Эго![36]
Живи, Живое! поют уста.
Во всей вселенной нас только двое,
И эти двое всегда одно:
Я и Желанье! Живи, Живое!
Тебе бессмертье предрешено!
Эхо
Ради шутки, ради смеха
Я хотел бы жить всегда!
Но ответило мне эхо:
«Да!»
Повтори еще сначала
Кто бессмертен, как мечты?
Снова эхо отвечало:
«Ты!»
Песенка-весенка
Итак вы снова в Дылицы?
Ну, что же, в добрый час.
Счастливица! счастливица!
Я радуюсь за Вас!
Запасшись всякой всячиной,
Садитесь вы в купэ,
Забыв уже за Гатчиной
О шуме и толпе.
И сердце вновь олетено,
Кипит, как Редерер
И вот Елизаветино![37]
И вот дебаркадер![38]
Вдали столичной пошлости
Сияя так светло,
На рослой серой лошади
Вы едете в село.
Уже кивает мельница
Вам ласковый привет,
Вы снова карусельница,
Ребенок и поэт.
У дачи бродит курочка
И рядом с ней петух
Ликует шумно Шурочка
Среди веселых рюх
Поймать стараясь зяблика,
Шалун бежит к лесам.
Я узнаю в нем Дьяблика,
Который зяблик сам
Вам сердце окудесила
Проказница-Весна.
Бежите в поле весело
Одна! одна! одна!
Впивая радость рьяную,
Бросаетесь в траву,
Снегурочкой-Тианою
Мечтая наяву.
Как сладко этой девочке
Шепнуть: «Тоске капут»,
А в парке пляшут белочки,
И ландыши цветут.
Пускай же сердце выльется
В бокал любви полней!
О Дылица! О Дылица!
Страна Мечты моей.
Поэза без названия
Князь взял тебя из дворницкой. В шелка
Одел дитя, удобное для «жмурок»
Он для тебя не вышел из полка,
А поиграл и бросил, как окурок.
Он роскошью тебя очаровал
И одурманил слабый ум ликером.
И возвратилась ты в родной подвал,
Не осудив любовника укором.
Пришел поэт. Он стал тебе внимать
И взял к себе в убогую мансарду,
Но у него была старуха-мать,
Язвившая за прежнюю кокарду.
И ты ушла вторично в свой вертеп,
А нищий скальд[39] «сошел с тоски в могилу».
Ты не могла трудом добыть свой хлеб,
Но жить в подвале стало не под силу.
И ты пошла на улицу, склонясь
Пред «роком злым», с раскрытым
прейскурантом.
И у тебя в мечте остался князь
С душой того, кто грел тебя талантом.