Это у меня всё в разном рассуждении. Не впервой! спокойно ответил ему Кравченко.
Один конец обширного песчаного пляжа терялся вдали, другой упирался в высокую скалу, поросшую можжевельником. У ее подножья горел костерок, сушились сети, рядом лежала, опершись носом на колышек, перевернутая лодка.
У огня сидели двое рыбаков в полотняных штанах и рубахах. Это были Чиж и Кравченко. На огне закипал котелок. Чиж умело помешивал в нем ложкой уху. Под перевернутой лодкой на холстине было разложено оружие, веревки, заплечные сумки.
С краю, рядом с Кравченко, стояла бутылка с какой-то светлой жидкостью. Сам он откупоривал штопором бутылку французского вина. В образцовом порядке лежал набор походных инструментов в развернутом кожаном чехле. Здесь же для чего-то был и старый кремневый пистолет с разорванным дулом.
Кравченко откупорил бутылку и начал выливать ее содержимое в песок.
Эх, Коля-Николай, виноградное, и в песок! горестно промолвил Чиж.
Сам плачу, да делать нечего, ответил Кравченко.
Хоть бы в юшку влил для смака. Чиж показал на котелок.
В юшку, это все равно что в нас. А мы при боевом деле! Нам сейчас ни единого глоточка нельзя, проговорил Кравченко, встал, промыл в море бутылку и развернул ее горлышком к солнцу, чтобы подсохла. Вон Григорий Яковлевич с проверки постов возвращается.
Из-за скалы показался Биля с веслом на плече. Он тоже был в рыбацких штанах, завернутых до колена.
Кравченко достал нож, разделил пробку вдоль, затем начал прорезать внутри обеих ее половинок узкие канавки, образующие единое отверстие.
Биля подошел к лодке и сбросил с плеча весло.
Милости прошу к самому кулешу, сказал Чиж.
Биля тяжело вздохнул и сел к огню.
Ушицы хорошо бы похлебать! С утра голодую. Яков где? спросил он.
На горе. Беспременно он хочет этот пароход первым увидеть. Чисто как малая детина сделался, ответил Кравченко.
Да таков он и есть, заметил Биля. Он встал на ноги, задрал голову, но на горе Якова нигде не было видно.
Где он делся-то? удивленно спросил Биля.
Кравченко дорезал канавку, достал бумажку, пропитанную чем-то, и стал аккуратно складывать ее, превращать в фитиль.
А вон орел. Видишь, на самом гребне присоседился?
Там действительно виднелась сидящая птица.
Биля подошел к лодке, взял в сумке маленькую подзорную трубу, раздвинул ее, приложил к глазу и улыбнулся.
Яков расставил руки, накрылся буркой, и лежал под ней внимательно наблюдая за морем.
Хитро! заметил Биля, опуская подзорную трубу.
Это его басурманин наш выучил. А как ему слазить оттуда, он взмахнет руками под буркой вот так. И правда будет словно орел слетел, сказал Кравченко.
Яков вдруг действительно взмахнул руками и исчез со скалы.
Сюда идет. Может, увидел чего? проговорил есаул.
Кравченко поднялся на ноги, подошел к лодке, взял бутыль с белой жидкостью, посмотрел на море и сказал:
Это вряд ли.
Он снова сел, достал из кармана кусок бумаги, свернул из него воронку и стал заливать в бутылку от вина светлую жидкость. Сильно запахло нефтью.
Что это такое будет, дядя Коля? спросил Чиж.
Пригодится, дядя Федя.
Залив жидкость, Кравченко вставил в прорези фитиль, собрал пробку и ловко вогнал ее обратно в бутылку.
По скале уже спускался Яков.
Он спрыгнул на песок и крикнул:
Али бежит, рукой машет! Увидел что-то.
Кравченко снова встал, взял из рук Якова бурку, сунул под лодку и сказал:
Сейчас узнаем, что там такое случилось. Федя, давай я хлебца порежу да сядем вечерять.
Али еще издалека начал размахивать руками и кричать:
Видел! Видел!
Он тоже обрядился в рыбацкую одежду, но со своими ноговицами расстаться не пожелал. Его лоб, плечи и спина были мокры от пота.
Черкес подбежал к костру, сел и поджал под себя ноги.
Пароход видел! сказал он, вытирая пот со лба.
Далеко? спросил Биля.
Версты четыре, у входа в бухту. Якорь бросил.
Да тот ли? Может, не наш, а какой-то другой?
Тот. Крался, как волк.
Название видел?
Нет. Далеко. В трубу надо смотреть!
Да тот это! сказал Яков.
Али вдруг встал, молча разделся догола и бросился в море.
В трубу смотреть. Может, он и погостил уже у них, заметил Кравченко, неодобрительно наблюдая за тем, как Али саженками плыл от берега.
Что ты там бухтишь опять, Николай Степанович? спросил Биля.