Ведь из больницы я попал прямиком в приют для инвалидов под красноречивым названием «Ноев ковчег». Это был странноприимный дом для одиноких нищих и калек в самой мрачной Диккенсовской версии. По сути дела, тюрьма для тех, от кого общество решило избавиться. На нас зарабатывали те, кто должен был за нами ухаживать. Меня возили по подмосковным электричкам и собирали милостыню.
Я слышал мысли подающих, я задыхался от запаха алчности моих поводырей. Любое прикосновение ранило меня, ведь мой мир состоял из одних острых углов и порогов.
Надо сказать честно, наша страна не дружелюбное место для инвалидов. Их никто не любит. Их жалеют это да. Но жалость это не любовь!
Я был такой вот приманкой для человеческой жалости, чем-то на вроде губки, с помощью которой собирают драгоценную влагу чужой щедрости. Губкой, которой поили самого Бога на кресте только лишь затем, чтобы обмануть и унизить.
В какой-то момент мне всё это надоело. И я сбежал. Сел в первый попавшийся поезд на Ярославском вокзале и доехал на нём до Иркутска. Почему я вышел в Иркутск, ума не приложу. Если бы я доехал до Владивостока, возможно жизнь сложилась бы иначе, но я выбрал Иркутск, чтобы снова обрести цель в жизни, о которой и не мечтал.
Сибиряки щедрый народ, они любят беглецов, потому-что и сами потомки беглых рабов. Меня у себя приютили две привокзальные проститутки. Их звали Соней и Любой. Местные, из маленького поселка Листвянка на берегу Байкала, они нашли меня, когда я просил милостыню на перроне. И они же отвезли меня к шаману на остров Ольхон, который вернул мне зрение.
Разве такое возможно без операции?
Но ведь существуют же чудеса! Это было самое настоящее чудо. Во всяком случае, для меня. Если бы это не случилось лично со мной, я бы, наверное, тоже не поверил тому, кто мне это рассказал.
Но я на личном опыте убедился, что существуют так называемые места силы, где человеческая природа может быть, если и не изменена, то хотя бы исправлена.
Места, где хромые начинают ходить, а слепые прозревают, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые восстают, а нищие благовествуют. И я тому пример.
Я тот слепой, что прозрел. И я тот нищий, что сейчас благовествует.
Шамана моего звали Костей. Но это было его мирское имя, а настоящее имя у него было Шуна.
Он меня отвёл в пещеру под Шаман-скалой, напоил каким-то травяным настоем и, уложив на землю, камлал надо мной всю ночь. А я всю ночь то ли спал, то ли грезил. Мне тогда такая чертовщина привиделась, что я от этого страха заново прозрел. И увидел жизнь совсем другими глазами.
В утреннем свете озеро показалось мне чем-то нереальным: морем людских слёз, в котором отражалось солнце.
Цвет отчаяния навсегда запечатлелся в моей памяти глубокий изумрудно-синий.
Мир оказался полон энергией, а каждая из энергии представляла собой отдельную живую сущность, которыми было заполнено всё вокруг меня. Это были те самые духи, о которых говорили древние, еще не утратившие, в отличие от современных людей, способность видеть этот мир таким, каков он есть на самом деле.
Даже солнце было одним удивительным небесным зверем, с руками-лучами, которыми она ощупывало этот мир, словно слепец, лепя его каждый миг заново и придавая всему форму.
Мне открылось, что всё в этом мире живое, от камней и до звезды, и наполненно чистой энергии становления. Всё хотело быть всем, не переставая менять свои цвета и формы.
Малое было большим, большое состояло из малого. Глаза разбегались. И шаман объяснил мне, как в этой жизни всё устроено.
Вдумчиво, не торопясь. У него был низкий густой, обволакивающий голос. Когда я был слепым и только его слышал, я думал, что этот голос принадлежит могучему и широкому, словно дубовый кряж, человеку.
А он оказался узким и твёрдым, словно клинок кинжала, а кожа его к тому же отливала синевой, словно он и правда был из стали.
«Всё что ты сейчас видишь, пояснил Шаман, это то что вы называете Богом А мы нашим владыкой Ульгенем. Бог это вся совокупность духов, из которых состоит этот мир. Ты это видишь лишь потому, что снова прозрел, взглянув на мир глазами ребёнка, только что пришедшего в этот мир. Так все дети видят его, пока не научились говорить. Людям слова заменяют зрение и они замечают ли то, что им названо и дозволено созерцать. Люди рабы слова. У каждого духа свой цвет и своя форма. Пока их видишь, смотри во все глаза! Запомни их хорошенько. Тебе часто теперь придется с ними встречаться, потому-что ты отныне тоже шаман. Хочешь ты этого или нет».