Послышались быстрые шаги по кухонным плитам, затем шарканье каблуков, когда служанка, что-то вспомнив, повернула назад.
– Занимайся своими делами во дворе, я не хочу, чтобы ты докучала посетителям в пивной. А вздумаешь красть, пошлю в Варне за Стражей, чтобы выпороли тебя на рыночной площади.
Я прислонился к бочке для дождевой воды, ожидая, когда темноволосая девица выйдет из-за угла.
– Ты едешь на север? – Смерив меня взглядом, она остановилась в двух шагах от бочки.
Я покачал головой.
– На юг и интересуюсь дорогой.
Засунув большие пальцы за пояс, я колыхнул висящий на нем кошелек. Монеты тихо звякнули.
– И что тебя интересует? – насторожилась девица.
Оно и понятно. Эти смазчицы осей или упряжечные медяшки, называйте их как хотите, живут опасной жизнью, один Дастеннин знает, каковы бывают награды. Девица имела обычную нечистокровную наружность, была излишне худа и лицом старовата для своих лет.
– Меня зовут Райшед. – Я протянул руку.
– Ларрель. – Она держала свои руки оборонительно скрещенными.
– Я ищу горсть мужчин, путешествующих вместе, все в черных мундирах и с соломенными волосами. Мы думаем, они на дороге к югу отсюда.
– И что это стоит?
По глазам девицы я понял – она их видела.
– Смотря что ты можешь сказать мне? – Я тоже скрестил руки и небрежно улыбнулся.
– Их было шестеро, все шли пешком, один в длинном плаще и налегке, остальные нагружены, будто конники, потерявшие лошадей.
По ее ответной улыбке стало ясно: она не дура и, что важнее всего, не лгунья, по крайней мере в этом вопросе. Я полез в кошелек.
– Марка за название ближайшей деревни и марка за то, когда это было.
– Тормалинские марки, не каладрийские, – предупредила она, – пять пенни в марке, не четыре, я, знаешь ли, не такая тупица.
– Договорились, – пожал я плечами; два лишних медяка ничего для меня не значат, но обеспечат этой бродяжке вожделенную горячую еду.
– Они были в половине дневного пути к югу от Армангара, позавчера.
Ларрель протянула руку, и я отдал деньги.
– Спасибо.
Удивление вспыхнуло в глазах девицы, когда она засовывала деньги в кошелек на талии. Проводив ее взглядом, я нашел кость в мусорной куче, бросил ее собаке, а сам отправился на кухню поболтать с тамошним персоналом в перерыве между завтраком и полуденной суетой. Увы, никто из них не видел даже полированной заклепки с эльетиммского мундира. Хотя что в этом странного? Ледяные Люди не походили на тех путешественников, что каждый вечер останавливаются в ближайшем трактире побалагурить за элем. Размышляя, я пошел искать остальных.
Во дворе трактира было поразительно тихо, но откуда-то из-за конюшен доносился нарастающий шум голосов. Я направился туда. У ограды пустого загона толпились местные вперемежку с заезжим людом. Шив увидел меня и помахал.
– Ну, узнал что-нибудь о черных мундирах? – Маг облокотился на жердь и рукой пригладил волосы.
Я передал ему услышанное и огляделся по сторонам.
– А где Вилтред?
– Отдыхает в своей комнате.
Двое местных перелезли через ограду, один нес на плече две полированные палки длиной с руку, другой помахивал связкой надутых пузырей.
– При таком гомоне он не очень-то поспит. – От усталости в моем тоне проскользнула насмешка.
– Он же старик, измученный и больной, – мягко попенял мне Шив. – Будь снисходительнее, ему осталась всего горсть лет до третьего праздника поколения.
Я изумленно воззрился на мага, пытаясь вспомнить, знал ли я еще кого-нибудь такого же старого. Придется нам сделать для Вилтреда скидку, раз он несет в своем кошельке целых семьдесят лет. Дядя мессира Д'Олбриота, бывший до него сьером, примерно этого возраста, но я вынужден был признать, что он вряд ли способен усидеть на лошади, не говоря уж о том, чтобы ехать куда-то день за днем.