Ей было интересно, кто из Музыкантов сыграет на керастионе и кто проводит ее в последний путь, примет участие в похоронной процессии. И никогда девушка не думала, что керастион будет играть для Кватева прежде, чем для нее самой. Как могла она подумать, что брат, такой молодой, умрет первым.
Кватева покончил с собой, не ведая стыда. Вскрыл вены на запястьях одним из инструментов, который сделал для резки камней.
Смерть его как таковая не являлась позорной, потому что у Кватева не оставалось иного выхода, кроме смерти. И не хватило бы никакого штрафа, омовения или очищения, чтобы искупить то, что он сделал.
Пастухи нашли пещеру, в которой Кватева хранил камни — огромные мраморные плиты, отколотые от стен пещеры. Из этого мрамора мальчик вырезал копии собственных песочных священных скульптур, изготовленных им к Солнцестоянию и Харибе, — скульптуры из камня, отвратительные, прочные, оскверняющие тело Матери.
Люди из касты Скульпторов разрушили молотками этих каменных чудовищных монстров, превратили в пыль и песок, которые сбросили в реку. Чумо думала, что Кватева одумается и примет участие в уничтожении оскверняющих Мать скульптур. А он пошел ночью в пещеру, острым ножом вскрыл вены и выпустил свою молодую кровь. Почему она не может остановиться, Чумо?
Музыкант уже поравнялся с Чумо, стоящей среди ив у погребальной площади. Дасти, старый и искусный Музыкант, шел, пританцовывая, словно парил над землей, в сопровождении тихого, как сердцебиение, барабанного боя. Провожая дух и тело, которое несли на носилках четверо внекастовых мужчин, Дасти играл на керастионе. Его губы едва касались кожаного мундштука, пальцы легко двигались, но инструмент не издавал ни звука. На флейте-керастионе не было клапанов, и оба ее конца закрывали бронзовые диски. Человеческим ушам не дано слышать звуки, издаваемые этим инструментом. До Чумо доносился лишь бой барабана и шелест северного ветра, перебирающего листья ивы. И только Кватева, лежащий на носилках в сплетенном из травы саване, слышал, какую мелодию играл для него Музыкант. И только Кватева знал, что это за песня — песня позора, горя или радости.