Пошевелил губами прикидывая звучание, наконец утвердительно кивнул.
— А чё, пойдёт! Имя хорошее, тем паче, что наши имена такому рогатому не к лицу… точнее не к морде.
Сотник лыбился. Ворон скептически поглядывал на нового попутчика, но особой враждебности не выказывал. Микишка постепенно осваивался в седле. Разобравшись с широким толстым поводом, с удовольствием правил. Шайтан послушно шёл зигзагом, вставал, поворачивался кругом. Всё больше удивляясь выучке скакуна, Резан осмелел: то пускал шагом, то лёгкой грунью. Несколько раз останавливался и, покружившись на месте, резво догонял Ворона, или вырывался на сотню шагов вперёд. Проехав несколько раз на рысях, решился и пустил галопом. Услышав свист Извека, резко осадил, подождал дружинника.
— Ты, хлопец, так животину замучаешь. — поучительно заговорил дружинник. — Да и раскатывать остерёгся бы. Как бы ещё кто-нибудь не повстречался, пока ты тут гарцуешь.
Микишка враз посерьёзнел, и вправду забыл, что вокруг не чисто поле. Запоздало огляделся, прислушался и смирно поехал рядом. Несмотря на то, что за день никто не встретился, до самого вечера больше не куролесил. Незадолго до сумерек, свернул в сторонку от дороги, указал на родничок.
— Лучше тут привалиться. Дальше места совсем нехорошие. Там эти гады кишмя кишат.
— Тогда здесь и встаём. — согласился Сотник.
Покумекав, решили всё-таки развести небольшой костёр. Засветло поужинали, достали печенье, отдыхали похлёбывая из фляги. Ворон снова пристроился рядом, терпеливо ждал, пока тот или другой поделится лакомством. Дождавшись, довольно хрупал печеньем и замирал до следующей подачки.
Шайтан, долго глядел на избалованного коня, но всё-таки решился и несмело шагнул к костру. Часто моргая горящими глазами, скульнул, замотал коротким хвостом. Ворон опасливо покосился на гладкие, будто шлифованные, рога, но всё же толкнул задом, отгоняя от лакомой кормушки.
— Ну, длинноухий! — прикрикнул Извек. — Не балуй, всем хватит, и рогатым, и безрогим.
Микишка щедро ухватил жмень лепёшек, покровительственно улыбнулся и, по одной, скормил белоголовому. Тот довольно урчал, огонь в глазах потускнел, веки прикрылись. Сотник обернулся к Ворону и поучительно изрёк:
— Нечисть нечистью, а пожрать тоже любит! У них, небось, таким не кормили, пусть отъедается.
Ворон обиженно фыркнул и отошёл. Постоял, шевеля бархатными ноздрями, но не выдержал сладкого запаха и снова вернулся к огню.
— А-а, травоед! Голод не тётка, — протянул Дружинник и полез в суму. — Хотя ты ж не голодный, эт сколько же в тебя лезет?
Он достал последние лепёшки, разделил поровну. Одну бросил обратно.
— Это на развод. Последнюю брать не велено!
Схрупав всё печенье, копытные, будто сговорившись, двинулись к ручью. Скоро от воды раздалось хлюпанье двух ртов. Извек покусывал травинку, сквозь замершие деревья задумчиво глядел на бесформенный ком солнца, что медленно тонул в месиве окровавленных облаков. Резан недоумённо трогал свои ссадины.
— Ничего не понимаю, морда не болит вовсе, и вроде как тоньше стала… Чудеса!
— Какие ж это чудеса? — возразил Сотник. — Забыл как с рогатым лобызался? Простые псы и те за день-два раны зализывают, хоть и без рогов. А если такой зверюга лизнёт, может и за день зажить.
Ополченец с удовольствием растянул губы, подёргал пальцами и удовлетворённо вздохнул. От воды вернулись довольные кони и, став у дерева, задремали. Микишка сдвинул шестопёр на живот и растянулся на траве.
— Пора и нам всхрапнуть, завтра с рассвета поскачем, а то уж больно задержались. Как бы совсем в этих проплешинах не завязнуть.
— Застревать никак не можно! По делу еду, — откликнулся Сотник.