Драконица взревела от боли и ярости, жар ее обжигающей крови заставил диски увеличиться в объеме, и они начали изнутри рвать ее плоть. В результате ее первая огненная струя не попала в цель, но превратила соседние деревья в пылающие оранжевые факелы. Когда лес загорелся еще ярче, она вновь втянула в себя воздух, направив свое ядовитое дыхание прямо на золотоволосую женщину, чьи глаза так долго преследовали ее в ночных кошмарах.
За долю секунды до того, как смертоносное пламя коснулось Рапсодии, воздух перед ней стал серебристо-серым, с легкими отблесками меди. Огромная прозрачная фигура возникла из эфира, тонкая, точно дыхание ветра, почти невидимая, она закрыла собой короля болгов и королеву намерьенов, встав между ними и разъяренной драконицей.
В тот самый миг, когда Энвин выдохнула пламя, столь едкое и горячее, что оно расплавило камни вокруг, Ллаурон призвал свою магию и выпустил на волю стихию земли, что наполняла его кровь.
И обрел материальность.
Вокруг мужчины, женщины и ребенка возникла затвердевшая оболочка.
И спасла их.
Завершение.
43
Пламя обрушилось на превратившегося в камень Ллаурона, сжигая рядом с ним траву. Рапсодия и Акмед слышали взрыв и рев пламени и оглушительные гневные вопли, затем наступила тишина.
Внутри защитной оболочки было темно, оставалось лишь бледное свечение эфира. Король болгов нашел в темноте руку Рапсодии и крепко ее сжал. Рапсодия отчаянно дрожала, наблюдая процесс Завершения Ллаурона, последовательно проходящий все трагически необратимые стадии.
Вместе с высвобождением магии земли произошло рассеивание звездного огня, который также принадлежал Ллаурону по праву рождения, и холодный свет заставил затвердеть оболочку его тела. Сердце Рапсодии бешено колотилось в груди, и она чувствовала, как бегут по лицу слезы, смешиваясь с дождем, но влага стремительно высыхала, возвращаясь в мир, откуда когда-то пришла душа человека, который любил море. И по мере того как уходила вода, оболочка становилась еще крепче и охлаждалась. Оставалась лишь стихия ветра, принявшего форму сладкого тяжелого воздуха, запертого внутри оболочки.
В темной пещере тела Ллаурона воцарилась тишина.
Затем Рапсодия разрыдалась.
Акмед, будучи наполовину болгом, обладал острым ночным зрением и потому видел, как она подошла к стене, имеющей форму ребер, и положила на нее руку. Потом, охваченная горем, медленно сползла на пол и опустила голову на согнутые колени.
Ребенок на руках Акмеда тут же расплакался.
Некоторое время Акмед стоял неподвижно, затем медленно поднял спеленутого ребенка к груди и попытался успокоить его, неловко раскачивая из стороны в сторону.
— Тише, тише, — прошептал он. — Уймись.
Возле огромной оболочки дракона, который был ее сыном, замерла Энвин.
Сначала ее поразила стремительность происходящего: мгновение назад перед ней стояла женщина, которую она так люто ненавидела, уязвимая и беззащитная, и Энвин уже предвкушала облегчение, которое наступит после смерти Рапсодии, она с нетерпением дожидалась момента, когда ее ноздрей коснется сладковатый запах ее сгоревшей плоти.
А затем вмешался дракон, который называл себя Ллауроном, он возник прямо из эфира, окружил собой ребенка, женщину и монстра, который их охранял, и Завершился. Энвин позабыла магию своей расы, но даже ее неполноценное сознание позволило ей понять весь ужас, всю окончательность жертвы, принесенной Ллауроном.
И это возмутило Энвин до самых глубин ее истерзанного, кровоточащего существа.
Стальные диски все увеличивались в размерах под действием жара ее тела, и она сама ощущала, как они растут. Каждый новый вдох приводил к разрыву мышц и сухожилий, дюйм за дюймом диски перемещались к трехкамерному сердцу.