Что стряслось-то с твоим ухом? Отстрелил?
- Мочку обожгло, легкая контузия, гудит в голове. Высплюсь и забуду.
Не сговариваясь, мы резко повернули назад и быстро пошли вверх по безлюдной Ратаскаэву. Свернули в первый же проулок. Я припадал на одну ногу из-за потерянного каблука.
- Расскажи про Дубровина, - попросил я. - Он контролирует явку в музыкальной лавке?
- Это его страна. Он резидент. Как иначе?
- Никак, конечно.
Я старался сдержать злобу, которая захлестывала меня. Игра становилась смертельно опасной. Марина вычисляла верно. В поисках киллера упрутся в меня. И вот, выходит, что уперлись и принимают меры. Убирают превентивно?
- Как ты думаешь, - сказал Ефим, - кто-то должен явиться теперь посмотреть, что с нами стало?
- Кто? - спросил я.
- Не Дубровин же! - буркнул Ефим.
Мне показалось, что в этот момент его и осенило. Информативно ведь только самое непредсказуемое.
Любая структура, в том числе и решающая вопросы безопасности, допускает в своей организационной идеологии хотя бы минимальную степень взаимного личного доверия сотрудников всех уровней подчинения. Иначе организация не будет дееспособной. Презумпция лояльности всех в отношении всех. Но эти все допускают, конечно, что предательство кого-то в отношении кого-то или всей структуры в целом когда-нибудь да случится.
Однако рожденные предавать не предают, если не возникнет возможности или, лучше сказать, выгодного повода для предательства. А когда повод возникнет, предаст любой, что бы там не говорили. Вроде того, как переходят из одного клуба в другой футболисты. Приверженность честной игре достоинство в глазах зрителя, а не игроков. Для профессионалов смысл игры не победа, а материальный выигрыш. Зачем иначе, как ни ради куска хлеба, становятся профессионалами?
Дубровин был профессионалом. Как и Ефим. Как, возможно, и я.
- Смотри, - сказал я Шлайну. - Эстонцам, в сущности, наплевать, геройски умрет или геройски продолжит свой боевой и жизненный путь генерал Бахметьев. Так? Так. По собственной инициативе нейтрализовать Чико Тургенева они не стали бы. То есть, я хочу сказать, кто-то им его сдал. С расчетом, что эстонцы поступят так, как они и поступили, - засадят его и бригаду. Кто же мог сдать Чико? Кому это выгодно... А выгодно Дубровину. Потому что этим он возвращает доверие местных, без которого не доделает карьеры и, стало быть, не вернется в Москву за повышением... Дальше. Как могла криминальная полиция в ходе рутинной, вялой и затяжной операции по прочесыванию, от которой разве что ленивый не отвертелся, захватить две фигуры из подполья? Настоящего подполья! Да ещё связанного с калининградскими сепаратистами! Да еще, как ты говоришь, из числа армейских или каких там ещё отморозков, то есть профессионалов, к тому же озлобившихся, а стало быть, особенно скрытных и настороженных. А? Их определенно, как и Чико, брали по наводке. Причем, брал спецназ...
- Может быть, случайность?
- Ефим!
- Ты хочешь сказать, и их сдали?
- Сдали всех. Вчера. Сдали Чико с бандой и затем подпольщиков, связанных с калининградскими сепаратистами. Их - под арест. А меня только что - под расстрел на Ратаскаэву... Подготовились со знанием обстановки. Даже ликвидатора запустили на роликах, поскольку предполагали, что мы будем шляться после представления по этим излюбленным катальщиками горках... Знали, что ты поведешь меня в варьете. Знали и твою привычку гулять и разговаривать. Легко было предвидеть маршрут прогулки, верно?
- Куда ты гнешь, Бэзил?
- Еще не до конца загнул... Чико и подпольщиков, конечно, выпустят, формально против них здесь ничего нет. Тебя трогать нельзя, хотя нашу связь давно засекли... Выручать тебя, в случае чего, немедленно прискачет группа московских художников-пейзажистов, назовем их так...