После отъезда гонца я велел построить армию на главной площади Аллендера. Когда Лидден доложил мне об исполнении приказания, я облачился в полное боевое вооружение и вышел к собравшимся. Толпа, запрудившая всю площадь и прилегающие к ней проходы, встретила мое появление не криками восторга, как прежде, а нестройным гулом. Эти люди, восставшие против королевского порядка, навязывавшегося им несколько столетий, легко могли взбунтоваться и против моей дисциплины, навязывавшейся несколько месяцев. Поэтому я, апеллируя, как обычно, не к разуму, а к чувствам толпы, произнес зажигательную популистскую речь, в которой обещал им встретить новый год в Траллендерге и объявил о начале грандиозного наступления и грядущем объединении с Рорреном. Под конец площадь ревела от восторга. Я донес до сознания слушателей мысль о том, что генерал Риэл давно готовил наступление и лишь не разглашал планов преждевременно, а Туррего — изменник, пытавшийся под предлогом заботы о ходе кампании захватить власть.
В тот же день повстанческая армия выступила в поход. Я оставил довольно солидный гарнизон для обороны крепости, ослабляя тем самым двинутое в наступление войско и полагая, что герцог не станет терять времени на взятие Аллендера, а просто осадит его небольшими силами и двинется дальше, без опасности для себя оставляя запертый в крепости гарнизон в тылу.
Так, при общем ликовании, начался путь повстанческой армии к бесславному разгрому. Первым трагическим предзнаменованием было обнаруженное на другой день поле недавней битвы, буквально усеянное трупами. Все это были солдаты Туррего, самовольно оставившие лагерь. Неподалеку виднелись холмики братских могил: королевские солдаты похоронили своих, оставив мятежников гнить под открытым небом. Двумя часами позже мы выяснили участь пленных, добравшись до опушки небольшой рощи, где совсем недавно был лагерь королевской части. Около сотни мертвецов висели на деревьях, и вид этих тел говорил о жестоких пытках.
К вечеру мы нагнали королевский полк — скорее всего, тот самый. Кавалерия, обойдя противника с флангов, отрезала ему путь к отступлению, и началась бойня. Королевские солдаты бились с отчаянием обреченных, но их было слишком мало, чтобы оказать серьезное сопротивление. Их рубили на куски мечами, насаживали на копья, топтали лошадьми. Кажется, никто не ушел живым — повстанцы сполна расплатились за гибель своих товарищей, но пролитая кровь еще больше распалила их.
15
На следующий день состоялось крупное сражение. Мы вышли к линии обороны королевских войск — тех, что маршалы Гродрэда выставили в качестве заградительного заслона скорее для видимости, не веря в возможность нашего наступления. За прошедшие два дня королевские военачальники не успели, конечно, перебросить сюда сколь-нибудь значительные силы, за исключением нескольких отрядов легкой кавалерии. Оборонительный рубеж выглядел более чем скромно: военная наука этого времени ориентировалась на оборону за стенами крепостей, а не в чистом поле. Вместо того, чтобы создать мощную систему траншей и земляных валов, королевские войска полагались более на естественные свойства местности, заняв позиции на невысоких холмах и за ними. Все же эта позиция была достаточно выгодной, и я решил выманить противника с нее. Для этого я выслал вперед один из полков, оставив главные силы далеко позади. На линии холмов полк был остановлен, а затем обращен в бегство. Правительственные войска не удержались от соблазна преследования, но в этот момент основные силы повстанцев стремительным броском были введены в бой. В этом бою я впервые применил катапульты на открытой местности.