Добро народное по карманам распихали, и они, вишь, — «новые русские», а мы — старые нищие. Никакой справедливости. Обобрали народ.
— Ну, вы, Николай Андреевич, любезнейший, не бушуйте. Мы к вам не на именины пришли, а помощь свою предложить. Вон Новодворская, к примеру, вчера по радио сказала, что социальное равенство гнусно, вредно и никому не нужно. А кто печется о неправильном распределении народного добра, тот пусть книжку Чубайса о при— ватизации читает. Там все написано, — отразила я выпад хозяина против Кости. — И вообще, давайте к делу вернемся. Покажите мне лучше фотографии Ани.
— Сейчас-сейчас. — Вера Ивановна вскочила со стула, пододвинула его к стенке, достала с антресоли альбом. На первой странице голубоглазая малышка, казавшаяся игрушкой в огромных руках отца, рядом улыбающаяся мать.
Листая страницу за страницей, слушая комментарии Веры Ивановны, мы наблюдали возрастные этапы Ани: Аня в садике, в школе.
С последней фотографии на нас, улыбаясь, смотрела очаровательная голубоглазая девушка с длинными пшеничными волосами, в белом костюмчике, с букетом сирени в руках.
— Красивая у вас девочка, глаза такие огромные, — сказала я, очень понимая чувства Артура.
— Да, красавица, — с гордостью ответила Вера Ивановна.
— Не могли бы вы на время дать мне эту фотографию?
— Конечно, конечно.
— Лишь бы толк был, — добавил Николай, гася сигарету.
— Сделаю все, что смогу. Разрешите мне только еще комнату Анину осмотреть: книги, тетради. Может, хоть какую-то зацепку найду.
— Пожалуйста, вот ее комната. Проходите, смотрите, что надо.
Я поднялась с кресла.
— А ты, Костя, пока с хозяином о формировании рыночных отношений потолкуй.
Костя, улыбнувшись, махнул рукой.
— Побеседуем.
Осмотр комнаты ничего не дал. Тайное никак не желало становиться явным. Никакого намека на случившееся. Аня была аккуратной девочкой: в книгах, тетрадях, одежде — всюду порядок.
Мы вернулись в зал.
— Ну, все, Костя, поехали в училище, там поспрашиваем.
Вдруг раздался звонок в дверь.
— Коля, открой.
Николай вышел в прихожую, открыл дверь.
— Эй, парень, погодь! Да стой же ты! Кто хоть передал эту штуку?
Мы все втроем вышли в прихожую. Николай стоял в проеме двери, держа в руках видеокассету.
— Кто это принес, Коля?
— Кто знает?.. Я дверь открыл — она на коврике лежит. А он на лестнице ждал. Увидел меня — и бежать.
— Как он выглядел? Быстрее говорите.
— Куртка кожаная, шапка норковая. И, по-моему, угри у него на лице.
— Пустите, я быстро.
Я выскочила в подъезд, птицей слетела вниз, раздувая потоками воздуха конфетные обертки. Выскочила из подъезда, осмотрелась — никого. Только старушки, разом повернувшие головы в мою сторону.
— Бабули, вы не видели сейчас парня в кожаной куртке и шапке норковой?
— Это с лицом таким прыщавым, что ли? — спросила одна.
— Да-да.
— А они на машине красной приехали. Один зашел, а другой в машине остался. Потом прыщавый этот выскочил как ошпаренный, и они уехали.
— А марка машины какая?
— Чего-чего?
— Ну, машина какая — «Жигули», «Москвич»?
— Ой, кто их, дочка, разберет. Вроде «Жигули».
— Спасибо, бабули.
Я вернулась в квартиру.
— Ну что? — спросила Вера Ивановна.
— Уехали, конечно, ждать не стали. Вера Ивановна, эту кассету надо посмотреть. У кого из соседей есть видеомагнитофон?
— Да кто ж его знает. У нас тут вроде ни у кого нет.
— У этих, новеньких с пятого этажа, может, и есть. Они вон, только квартиру купили, сразу евроремонт затеяли, — вмешался Николай. — Только кто ж нам даст?
— Я сам поговорю с ними. Заплачу — дадут часа на два, — бросил свое веское слово Константин.
— Давай, Костя, удачи тебе.
— Это в какой квартире?
— В шестидесятой, на пятом этаже. Крутые какие-то поселились.