Дни и годы закружились, словно сидишь в машине времени, и белые солнечные полосы сливаются с черными полосами ночей, при таком ускорении жизнь приобретает серенький оттенок, как раз под цвет бетонного цветка, распускающегося в земле по моей воле.
И кто хоть раз залез в эту чертову машину времени, тому хода назад не дано. Новый год встречали в середине октября. Когда это было, сразу не сообразишь - октябрь семьдесят седьмого. Сколотили трибуну, вывесили транспаранты. К тому времени пришлось взять в штат специального художника, который расписывал наши успехи и призывал к новым. Дед Мороз прикатил на вездеходе с мешком новогодних подарков. Пригласили на концерт киноактера Рыбникова, пришлось поломать голову, по какой статье его пригласить, чтоб не скупо было.
А кругом вздыбленная земля, ямы, колонны, своды. То поле, которое показывал Чечин, уже перестало быть полем, хотя еще не сделалось первым корпусом. Мы засевали поле железом, всходы у нас не такие скорые, оттого мы и спешили обогнать время.
Нас ведет вперед тема: дать как можно больше мощностей.
"Это ты правильно, сынок. Все верно. Я учить тебя не имею права, хотя и была твоей учительницей. Но спросить-то могу. Тебе не кажется, сынок, что вы слишком стремитесь вперед, все стремитесь, а сколько хлама всякого остается за спиной, вы и не оглядываетесь, времени все нет. Что ты об этом думаешь, сынок?"
"Я строю, Надежда Ивановна. Мне думать некогда. Если мы все сядем у самовара размышлять, то и работать некому станет, от этого получится экономическое торможение, и свет может потухнуть, так как энергетический кризис не ждет".
"Хорошо, сынок, это мне понятно. А как же наши дети?"
"Мой лозунг такой: делать сегодня то, что ты знаешь. Размышления потом. Для них мы запланируем специальное время в будущем. Так и обозначим: пятилетка размышления. А что касается хлама за спиной, то это исключительно от ошибок, допускаемых в планировании. Мы сознательно хлам не планируем. Может быть, наши дети научатся строить по-другому, а мы слишком глубоко сидим в истории. Нам архитрудно, но мы делаем все, что можем делать на сегодня. А наши дети будут делать то, что смогут завтра".
"Ты очень умно говоришь, я готова поставить тебе "оч.хор.", урок ты приготовил прекрасно, это чувствуется. Но все-таки один вопрос: каким будет конечный результат?"
"Простите меня, Надежда Ивановна. Вы моя учительница, и я не смею вас учить. Но мне почему-то кажется, что у вас философия стороннего наблюдателя. А я признаю одну философию трудностей. Как мы живем? Трудности не дают нам расслабляться. Вас интересует конечный результат. А меня начальный. Я смотрю туда, где начинается наше сознание. 724 метра на 400 метров - вот моя геометрия на земле. Я слагаю железную песнь первого корпуса. Я рвусь к центру земли, откуда начнет вырастать небывалый пресс. Вы смотрите на дом - и морщитесь: отделка плохая, рамы не так покрасили. А я смотрю на дом и вижу поле, которое тут до того было, вижу, как этот дом из грязи рос и распускался этажами. А рамы мы потом докрасим. Мы принимаем философию действия. Это мы XXI веку даем мощности, не спрашивая о том, что получили от века XIX. Мы у прошлого не берем взаймы. Вот вы собрались поставить мне "оч.хор.". А ведь я не заслужил. У нас другие оценки: почетные грамоты да выговоры. У меня счет такой: 10:9 в пользу выговоров. Один выговор даже от начальника главка, это считается особой честью. От главка выговор, от обкома партии переходящее Красное знамя. Вот и считайте теперь, какой я руководитель: хороший или плохой?"
Задумалась Надежда Ивановна, не отвечает. Далеко осталась родная школа, за морями, за долами - не долететь.
Начальство меня не отпустит в дорогу. А мне без разрешения не положено.
Тогда тоже начальство призвало.