Может, найдется там верующий в аллаха и придет помочь нам, - наконец проговорила Сария.
Девушка молча пошла.
Когда до ее слуха донесся лай собак, слезы радости брызнули у нее из глаз; дышать стало легче, даже ноги, казалось, окрепли.
Подойдя к первой хижине, Гюльназ постучалась в калитку.
В дверь высунулся старый крестьянин.
- Кто тут?
Услышав женский голос, он торопливо пересек двор и отворил дверку. Радушный и приветливый, он провел Гюльназ в хижину, к своей старухе. На расспросы Гюльназ рассказала им о матери и маленьких ребятах, оставшихся на холме.
- Пастух Абас-хана лихой парень, - проговорил старик после минутного раздумья. - Сейчас я его подниму, и мы вместе отправимся за ними. Не беспокойся, дочка.
Через несколько минут Гюльназ услышала, как проскакали мимо хижины два всадника.
Теперь, когда она находилась под крышей и грелась у кюрси, положение матери, братьев и сестры казались ей еще более ужасным.
После целого часа - часа, который показался ей годом, - она услышала стук копыт и выбежала во двор.
Наконец-то несчастная семья была в безопасности. Хозяйка усадила детей на коврик вокруг кюрси и принялась угощать их чаем. Вместо сахара она подала на блюдце изюм.
- Это все, что у нас есть, - сказала она грустно. - Пейте. Все же согреетесь. Больше в убогой нашей хижине ничего нет.
- С нас достаточно и того, что в этакую глухую ночь вы пустили нас в дом, - прошептала Сария, до слез тронутая лаской этих совершенно незнакомых людей.
На утро они собрались было в путь, но хозяйка их не пустила: маленькая Алмас горела в жару.
- Побудь у нас денек-другой, сестра, - сказала старая крестьянка Сарии. - Ребенок простужен. Пусть поправится, тогда и пойдете дальше.
Сария приложила руку к голове Алмас. Нести ее в таком состоянии было немыслимо.
День проходил, а в состоянии девочки не наступало никакого улучшения. Точно сорванный цветок, она увядала и блекла. К вечеру Алмас стало еще хуже. Сария молча сидела у ее изголовья, сломленная пережитыми страданиями.
Только на третий день девочке стало лучше. Она открыла глаза и печально смотрела на окружающих.
Утром, когда семья собралась в путь, хозяйка, о чем-то пошептавшись со своим стариком, сказала Сарии:
- Куда ты берешь больную девочку в этакий холод? Не выдержит она, и грех падет на твою голову. Оставь ее у нас и иди себе спокойно, - я буду смотреть за ней, как за родной дочерью. Уж как-нибудь прокормимся.
Посмотрев в потухшие глаза Алмас, Сария решила согласиться.
- Да благословит вас аллах, да осветит он ваш дом, сестрица! - только и могла проговорить глубоко тронутая Сария.
И в холодное зимнее утро она с Гюльназ и двумя мальчиками опять пошла навстречу темному и страшному будущему.
Рассчитывая каждую крошку хлеба, они безостановочно шли вперед и вперед, минуя полуразрушенные деревни с их голодным, одетым в жалкое тряпье населением.
На пятый день, не вынесши тягот пути, захворал и Нияз. Но бедная мать никому не хотела его отдавать.
- Если суждено ему умереть, пусть умрет на моих руках, - твердо сказала она.
С той минуты, как злые люди согнали семью с насиженного места, точно вихрь подхватил их и закружил в пучине болезней и страданий.
После месячного пути наши путники добрались наконец до Тегерана. С первого же дня они почувствовали себя крошечными пылинками, попавшими в какой-то невообразимый водоворот.
До прибытия в Тегеран и Гюльназ и Сария лелеяли надежду, что непременно найдут Мусу и Фридуна, и эта надежда была последней нитью, которая привязывала их к жизни. Город заставил их отказаться от этой надежды.