Сария много слышала о волках, которые рыщут холодной зимней ночью по дорогам, часто врываясь даже в деревни. Эти рассказы, слышанные ею в родном селе, оживали теперь в ее памяти и наводили ужас.
- Пойдем быстрее, дочка, - торопила она Гюльназ. - Надо добраться до какого-нибудь жилья.
Гюльназ, согнувшаяся под тяжестью двух одеял, сестренки Алмас и большого узла, слегка выпрямилась, но ускорить шаги не могла. Она бросила взгляд на мать. Та была не в лучшем состоянии.
- Мамочка, ты очень устала, - сказала Гюльназ, и в голосе ее прозвучала жалость.
- Да, дочка, - прохрипела женщина в ответ. - Ноги не идут. Боюсь свалиться.
У подошвы холма Гюльназ остановилась и обернулась к отставшей матери.
Причиной задержки на этот раз оказался Аяз. Мальчик хорошо понимал всю трудность положения, всю опасность их пути и изо всех сил старался идти в ногу со старшими. Но последний день он все чаще жаловался на боль в ногах и отставал.
- Мама, я не могу идти, - сказал он и, заплакав, сел.
В голосе мальчика, который все эти дни вел себя как взрослый, было бесконечное горе.
Сария тяжело опустилась рядом и обняла Аяза.
- Не плачь, мой дорогой! Отдохни, а потом пойдем дальше. Прислонись головой к моим коленям.
Не успел Аяз коснуться колен матери, как мальчиком овладел сон.
На пустыню опустился вечерний мрак, и едва можно было различить друг друга на расстоянии десяти шагов.
- Как нам быть, мама? Останемся здесь, а вдруг нападут волки? Что мы тогда сделаем? - спросила Гюльназ.
Сария подняла на Гюльназ мокрые от слез глаза и, как бы приняв твердое решение, отвязала Алмас, закутала ее и Нияза в толстую шерстяную шаль и уложила их у большого камня. Затем собрала и сложила вокруг них еще несколько камней.
- Господи! - проговорила она, молитвенно поднимая руки к небу. - Тебе поручаю моих детей. Сохрани и защити их.
Только теперь поняла Гюльназ, на какой страшный шаг решилась мать. Она обняла старую женщину и громко зарыдала.
- На кого ты оставляешь их, матушка? - сказала она сквозь рыдания. Можно ли доверить детей камням пустыни?.. Нет, нет, если уж суждено погибать, так и я погибну с ними...
Женщина, ничего не ответив, точно сердце ее превратилось в камень, начала лихорадочно действовать. Она подняла и уложила Аяза на спину Гюльназ, между одеялами, где за несколько минут до того мирно спала Алмас. Тяжелый узел, который несла до сих пор Гюльназ, она взвалила себе на спину и пошла вперед.
Еле передвигая ноги, согнувшись под страшным бременем горя, поплелась за нею Гюльназ.
Пройдя немного, они очутились на вершине холма. Впереди показались тусклые огоньки, и они возродили в них угасшую надежду на спасение. Это была, несомненно, какая-то деревня или поселок.
Сария обернулась и посмотрела назад, где оставила двух безмятежно спавших малюток.
- Скорее, дочка, скорее, Гюльназ! Беги в деревню! Авось найдутся там добрые люди, придут и спасут детей. - Неожиданно она вцепилась в руку Гюльназ и крепко сжала ее: - Посмотри-ка назад, Гюльназ! Что там за огоньки? Видишь, видишь, из-под каждого камня светится пара глаз!
Гюльназ обернулась к тонувшей в темноте пустыне, но никаких огней там не различила. А между тем мать, не отрывая глаз от пустыни, продолжала твердить о сотнях волчьих глаз, устремленных на них.
Только теперь Гюльназ поняла, что пережила бедная женщина, когда решилась оставить своих детей. Девушка проворно спустила Аяза на землю и, как бы почувствовав новый прилив сил, быстро побежала к камням, где были оставлены Нияз и Алмас. Задыхаясь от тяжести, спотыкаясь, она принесла их на вершину холма, откуда виднелись далекие, обещающие спасение огни деревни.
- Вот видишь, никаких волков там нет, - принялась она успокаивать мать. - Просто тебе померещилось.
- Беги, дочка, в деревню.