Тем временем Анжела идет прямо ко мне, садится рядом на свободный стул. Как ни в чем не бывало она улыбается, хотя заданные мной вопросы должны были ее взбесить. Они простительны для любого постороннего человека, какого-нибудь московского литературного сноба, но не от любовника, который провел с ней ночь. Я сам чувствовал странность своего поступка. Что это было? Раздражение от ее манеры говорить, одеваться под учительницу или, на самом деле, недовольство рассказом, содержащим, на мой взгляд, примитивную философию?
Тебе, правда, не понравилось? спрашивает она, и вдруг опускает руку на мое колено, которым я больно ударился. Разве мой рассказ не клевый?
Она сжимает колено в самом больном месте. Я морщусь, пытаюсь оторвать ее руку, но не тут-то было, она вцепилась в мое тело как клещ.
Понравилось, понравилось! сквозь зубы цежу я. Убери свою гребаную руку!
Анжела, наклоняется ко мне, отчего я ясно вижу, что глаза у нее сделались острыми, колючими глазами-булавками, смотрит на меня не мигая, а потом говорит совершенно спокойно:
Ну вот, значит прикидывался. А я такая думаю, зачем? Хотел меня позлить, дурачок? Ты очень странный! Она, наконец, освобождает мою коленку и продолжает, все еще злясь: У некоторых рот грязнее, чем член, знаешь об этом?
Я хочу ответить ей в том же духе, что-то грубое, неприятное, но сдерживаю себя. А она вдруг меняет тему.
Ты раньше у нас бывал? Я тебе устрою экскурсию. Поедем после обеда со мной на пороги.
Какие еще пороги, с ума сошла?
Пороги у нас одни Быковские.
Отстань, у меня после обеда самолет в Новосибирск, а там пересадка до Москвы.
Самолет подождет. А я, нет! довольно самоуверенно заявляет она.
В моей голове вдруг возникает Дон Хенли ударник и вокалист Иглз. Он бьет по барабанам ударной установки и поет о том, как едет по пустынному шоссе, как его донимает запах colitis в машине. Colitas, как я вычитал, это растение в Мексике, содержащее коку. Неужели «Отель Калифорния» песня о кокаиновой зависимости?
«Ты можешь войти в это место, а выйти не сможешь», поет дальше Хенли. Но какое отношение это имеет ко мне, я ведь не наркоман и не собираюсь им стать.
Я смотрю на Анжелу, снявшую очки, чтобы протереть их салфеткой и опять вижу в ней Монику Белуччи, коварную кареглазую красавицу, ведьму. Вот оно! До меня начинает доходить. Это она, Анжела, моя кокаиновая зависимость, это от нее я не могу оторваться, это в нее как в отель я зашел, а теперь не могу выйти.
«Тварь! Сука! Бл..дь!»
Я мечусь по номеру, сваливаю на пол стул, тыкаюсь в неудобно стоящее кресло, бью что есть силы кулаком в стену хорошо, что она не из гипсокартона, а то пришлось бы платить за ущерб. Я в ярости, вышел из себя, потому что не смог отказать ей, проявил непросительную слабость для меня, опытного мужчины, имевшего не одну любовницу. Я будто вышел из боя с тяжелыми ранами, невзначай нанесенными нежной рукой девушки-киллера. Лузер, просто лузер вот кто я! И что в ней такого? Что?
Я опять мечусь по комнате точно зверь в клетке. Включаю телевизор, чтобы посторонними звуками отвлечь себя от гнетущих мыслей. Приятный диктор, чем-то похожий на администратора Артема, вещает о погоде, о местных новостях.
Кстати, об Артеме или как его звала Анжела, об Арти. Анжела заедет за мной в обед, и мы отправимся в местный суши-бар «Хоккайдо», что возле японского консульства, а оттуда к порогам. Но раньше мне надо поменять билет на завтра, ведь сегодня покинуть Сахалин не удастся. В этом я рассчитывал на помощь Артема. На мой зов он является без задержек, как всегда, в безупречном костюме в белой рубашке и надетой на лицо белозубой улыбке. На видимый беспорядок вроде опрокинутого стула и разбросанной повсюду одежды, он не обращает абсолютно никакого внимания.
Мне надо поменять билет на завтра до Москвы, я говорю ему, пытаясь изобразить приятную улыбку, хотя внутри меня все клокочет.
Без проблем, отвечает Артем. Прямой рейс или через Новосибирск?
Я прикидываю сколько у меня осталось бабок и спрашиваю:
Какой дешевле?
Через Новосиб, но там дольше добираться до Москвы.
Давай туда. Поможешь мне?
Без проблем, опять повторяет Артем и добавляет: Вы же не забыли, что нужно доплатить за номер?
Я все оплачу вечером!
А будет ли он, этот вечер? У меня уже нет уверенности. На ум приходит рассказ Анжелы о людях-однодневках. Отправляюсь в ванную и там осматриваю себя, свое лицо. Сколько мне? Сорок или больше? А может уже шестьдесят? Я гляжу пристальнее, пытаюсь отыскать седые волосы на голове, в бровях, ищу морщины, которые могли появится у меня на Сахалине. Ничего нет.