Я не был на Балтике. Рассказывали, там его много, даже вывозить запрещают.
У нас тоже нельзя. Но не везде. Мы поедем, где можно искать свободно.
Она притапливает педаль газа, мы ускоряемся. Хорошо, что встречные машины отсутствуют и только облака бесшумно несутся нам навстречу если смотреть на них через лобовое стекло. Проезжаем несколько поселков с лодками возле каждого дома. Рыбы здесь много и народ активно рыбачит. Потом едем по песчаной дороге вдоль длинного побережья, ограниченного с правой стороны высоким, кажущимся неприступным отрогом плоской горы, больше похожей на плато.
Здесь раньше было много военных, замечает Анжела.
А сейчас?
Она пожимает плечами: Не знаю, наверное, где-то есть.
Мы останавливаемся, выходим. На прибрежном песке лежат полоски побуревших морских водорослей, под солнцем и ветром медленно превращающихся в грязную вонючую труху. От них пахнет тухлятиной.
Смотри здесь, показывает она. В водорослях янтаря много, только он мелкий.
Я начинаю смотреть, затем для верности шарить руками, но ничего не нахожу. Зачем я тут? Для чего? Бог с ним, с янтарем, похожим на мелкие семечки, выпавшие из подсолнуха. Только семечки полностью черные, а эти камешки темно-красные с черными разводами. Анжела, как опытный в таких делах поисковик, найдя несколько, показывает их на своей ладошке. Зачем я ищу янтарь, убиваю время? Неужели ради хайпа, чтобы в редакции мне все завидовали? Да, ладно! Оно мне надо? Зависть коллег давно уже меня не трогает. Тогда зачем?
Опять эти вопросы. «Ты что забыл чувак, ведь пошла жара!» напоминаю сам себе. Разглядываю Анжелу, увлеченно копающуюся в пахучих водорослях. Море гонит на берег не только волны, заливающие прибрежные темные камни, лежащие хаотичными грядами, с моря летит еще и холодный ветер. Она надевает сверху куртку, продолжает искать.
Может хватит уже, нашли несколько и поехали, предлагаю я.
Она не отвечает, продолжает сосредоточенно искать янтарь, пока я не слышу от нее удовлетворенный возглас: «Наконец! Нашла!» Анжела подходит ко мне, в ладони у нее довольно крупный камешек. Если его почистить, сделать раскаленной иглой дырку, то можно повесить не цепочку и носить на груди.
Это тебе! протягивает она. Возьми! Это подарок от Сахалина и от меня.
Я хочу отказаться, ведь мне он без надобности мужчины не носят кулоны из янтаря. Но присматриваюсь и замечаю, что кулон имеет форму сердца. Если для нее это важно, думаю я, возьму, сделаю ей приятное. Пусть будет красное сердце с черными жилками.
Мы садимся в «Мазду», разворачиваемся, едем назад. Анжела выглядит довольной, и я спрашиваю, чтобы развеять молчание:
А тебе сколько? Сколько лет.
Мне двадцать шесть было в марте.
У нас приличная разница в возрасте.
Она хмыкает:
Подумаешь, всего двенадцать лет. Здесь на Сахалине это не имеет значения, не то, что на вашем материке.
Серьезно? Мне почему-то казалось, что возраст везде имеет значение.
Глупости. Люди-однодневки все умирают в одно время, несмотря на свои года, как Ланц и Азук.
Хочу возразить, но вдруг вспоминаю, что постоянно пытаюсь уйти от обсуждения этих долбаных людей-однодневок, темы, ставшей надоедливой как кошмарная изжога после выпивки. А потому решаю промолчать.
После Долинска мы поворачиваем в другую сторону. Едем мимо сопок, обросших до самых макушек деревьями, мимо действующих или заброшенных поселков, в которых раньше жили горянки, добывавшие уголь. Встречаются нам и старые здания, когда-то построенные японцами, оккупировавшими остров. Сооружения еще крепкие, у некоторых загнуты кончики крыш. Анжела с удовольствием рассказывает об истории этих мест, о том, что японцы здесь много строили. У них остались и многочисленные могилы, которые часто посещают потомки из Японии.
У нас для этого специально открыли консульство, сообщает она, поэтому на острове востребованы переводчики с японского и английского.
Ты для того и ходила на курсы?
Ага! Меня часто привлекают, мой английский хорош.
Ну, а место куда мы едем? Эти самые Быковские пороги? Они названы в честь диких быков, ходивших на водопой?
Анжела с сочувствием смотрит на меня как на больного.
Ты что, не вздумай никому сказать! Я вообще не слышала, чтобы на Сахалине были дикие быки. Тут могли быть только домашние, которых привезли с собой колонисты. А пороги названы в честь Быкова, командира, геройски оборонявшего остров от японцев во время русско-японской войны.