В указанной связи выскажем три замечания.
Первое. Разумеется, в человеческой деятельности, как и в природе, нет резких граней. Существуют отклонения незначительные, не меняющие существа процесса. Но отсутствие резких граней не означает, что граней нет вообще. Многосложность действительности не повод для капитулянтских выводов в духе идеи полипарадигмального подхода. Применительно к социологии этот подход подвергнут справедливой критике А. Н. Малинкиным[79]. Мы вполне солидарны с характеристикой указанного подхода как варианта эклектики[80]. Полагаем, что вывод А. Н. Малинкина правомерен по отношению не только к социологии, но и к любой дисциплине, в том числе и к философии науки. Чтобы не увязнуть в трясине эклектики, нужно иметь общую идею, которая станет для нас надежным ориентиром на пути познания.
Второе. Мы не можем согласиться с мыслью о том, что при обсуждении вопроса о демаркации науки и не-науки проблему истины необходимо вынести за скобки обсуждения. Такую мысль развивает в своей (в целом интересной и содержательной) статье А. Г. Сергеев[81]. Резонно указав на сложность определения понятия истины, он пришел к заключению, что
«<> лучше не называть научные представления истинами. Вместо этого правильнее пользоваться понятием научный мейнстрим, означающим представления, которые на сегодняшний день являются наилучшими по мнению большинства специалистов»[82].
Но сложность определения истины еще не повод для того, чтобы впадать в гносеологический пессимизм. А. Г. Сергеев не учитывает то кардинальное обстоятельство, что истина краеугольный камень, на котором стоит грандиозное здание науки. Если его вынуть, оно завалится, разрушится, превратится в руины.
Третье. Противопоставление пользы и истины в современную эпоху кажется, мягко говоря, несколько странным. Общеизвестно, что наука принесла человечеству колоссальную пользу. Гигантский материальный и культурный прогресс по сравнению с прежними веками налицо, и невозможно оспорить тот факт, что он во многом является результатом развития науки. Наука открывает нам законы объективной действительности, а как ими пользуются люди это уже другой вопрос. К сожалению, далеко не всегда эти цели созидательны и гуманны.
Действительное соотношение истины и пользы затемняется тем обстоятельством, что в настоящее время направление научных исследований определяется исходя из практических потребностей. Давно прошли те времена, когда наука была занятием лично свободных людей, не знающих материальной нужды и располагающих достаточным досугом, чтобы удовлетворять свою любознательность. В наши дни наука важнейшая сфера общественной жизни, один из наиболее ответственных и сложных объектов государственного регулирования. Вкладывая немалые средства в науку, государство вправе ожидать от нее отдачи. Государство не может приказать науке совершить то или иное открытие, но оно в состоянии создать для ученых необходимые условия для движения в определенном направлении. Трудно сказать, как долог был бы путь от открытия цепной реакции деления атомного ядра до создания атомной бомбы, если бы процесс не взяло в свои руки государство. И в США, и в Советском Союзе события развивались по одному сценарию: постановка соответствующей задачи перед научным сообществом, создание ученым максимально благоприятных условий для творчества, концентрация гигантских финансовых, организационных и технологических ресурсов на выбранном направлении. В СССР, кроме того, был использован и такой специфический инструмент государства, как разведка.
В рассматриваемом случае мы видим классический пример расхождения сущности и видимости. По видимости наука социальный институт, назначение которого приносить обществу пользу. По сути форма общественного сознания, ориентированная не на извлечение пользы, а на достижение истины.
На примере атомного проекта высвечивается еще одна грань проблемы. Как известно, из всех изотопов урана в самоподдерживающуюся цепную реакцию деления атомного ядра способен вступать лишь уран-235. В природе он встречается только в смеси с другим изотопом ураном-238. Причем уран-235 в природе содержится лишь в количестве 0,7 % от общей массы урана. (Существует еще природный изотоп уран-234, его доля в общей массе урана составляет всего лишь 0,0055 %.) Необходимо было разработать метод разделения изотопов урана, что потребовало сложных теоретических и эмпирических исследований. Их цель вытекала не из внутренней логики развертывания науки, а из практической необходимости. Это был именно тот случай, когда цель диктуется внешним императивом. В прикладной науке дело всегда обстоит именно таким образом.