2. Воспоминания о счастье детства возможны только через туман и боль ностальгии: «Ах, как было хорошо. Так уже никогда не будет».
Это ошибочная стратегия для чистого сознания. Так, как было, нам уже и не надо. Мы так уже не воспримем. Мы готовы научиться наслаждаться новым счастьем. Ведь и вкус любимых конфет в детстве распознавался иначе. Время прошло, а любовь осталась. Но это другая любовь. Правда?
Жить счастливо это приучать себя радоваться воспоминаниям, а не плакать о том, что прошло.
Одна из опор счастья в этой жизни: наш дом.
Корни, из которых мы произрастаем. Даже если он давно опустел и разрушен. Это произошло только в физическом мире. В мире нашего Духа и Души, в котором и живёт счастье, всё цело. Мы можем снова и снова обращаться к нему за ресурсом.
Это и будет признанием урока нашего детства. Каким бы оно ни было хоть война, хоть жестокие родители, хоть голод и прочие лишения там жило счастье всегда и живёт сейчас. Дети умеют его генерировать из снов, из распускающихся цветов, из ароматов и капель дождя. Это их сверхспособность. Нужно подпитаться счастьем обращаемся к детству. Там наш тыл. Если там неладно, создадим его сами: простив, почистив, поняв его обстоятельства, осознав необходимость той почвы, на которой зарождалась наша духовность, взращивалась наша душевность. Примем детство, примем первые шаги в этом воплощении, примем себя. И через это откроемся любви, настоящему покою и счастью. Откроемся желанию жить. Откроемся счастью жизни.
Душа тянется к счастью. Оно питается способностью сознания переходить от познанного к непознанному. В зазоре между вопросами и ответами на них живёт топливо для счастья. Это любопытство. Детское любопытство, провоцирующее новые чистые желания, и взрослая способность познавать, находить решения, брать необходимое. Счастье хранится между ними. Что-то хотим узнать исследуем, получаем результат. По пути к результату повстречали счастье предвкушения. Успели им насладиться? Не дали себе застрять ни на одной из стадий? Это ещё одна грань Счастья.
*Антреме*
Если бы я мог летать он тронул раму открытого окна.
То мы бы сэкономили на авиабилетах, заметила она. Она топала пятками, резко останавливалась, быстро наклонялась, собирая разбросанную по номеру одежду. Это твои шорты? она указала на кожаное кресло в тёмном углу.
Я бы взлетел над этими горами и рухнул бы в них камнем, чтобы ощутить бешеную скорость
А носки это чьи? Розовые. Не мои. И, надеюсь, не твои, с ворохом грязного белья она скрылась за массивной дверью ванной комнаты.
Затем я бы раскинул руки нет, крылья, он показал отражению в зеркале, каким широким был бы его размах. Или руки? в зеркале остались отражаться окно и горы за ним. В два прыжка он пересёк пустынную комнату. Споткнулся о массивный палас и постучал в дверь ванной.
Что? она высунула мокрую голову.
Ты случайно не знаешь, если у людей отрастают крылья, руки всё ещё остаются? Или встраиваются в крыло и пальцы болтаются внизу, когда они ими
Она захлопнула перед ним дверь, не желая дослушивать.
Эй! крикнул он в простор длинного коридора.
Да! отозвались из одной из комнат.
А руки остаются?
Конечно! отвечал тёплый голос. Руки отдельно, крылья отдельно.
«Как хорошо, подумал он, скрылся в номере и, перепрыгнув через стеклянный журнальный столик, плюхнулся на пышную перину. И руки, и крылья. Лететь над землёй, одновременно яблоки жевать. Как в детстве на велосипеде без рук. Из соседнего огорода яблоки. Стащить. Ехать и есть». Он прикрыл глаза.
«Если бы у меня были крылья»
Свойство Счастья 7
Счастье рождается
Оно рождается каждый день. Плетётся из примитивных нитей банального существования. Для появления на свет ему ничего не нужно. Это не какое-то там «чудо зачатия», это скорее пульс жизни. Счастье существует, поэтому оно рождается. Как только мы открываем глаза. Есть мир вокруг нас мы его осознаём глазами, кожей, дыханием значит, есть и счастье.
Счастье это не то, что создаётся напоказ: «Смотрите, что у меня есть. Как я могу. Одобрите меня, похвалите меня». Это и не счастье вовсе, а жажда признания и восхищения, которую никак не удовлетворить полностью. Счастье любит тишину, и оно несколько более заурядно, чем мы думаем о нём.