Ай-я-яй
Затем Вера скрылась. А Толик принялся рассказывать мне разные истории о женщинах, случавшихся в его жизни. И рассказывал минут двадцать до тех пор, пока снизу, от калитки, не раздался голос Амры:
Ну что, едем?
Едем! бодро отозвался я.
Через несколько минут я, Вера и Амра уже рассаживались в автомобиле Андрея. Нам предстояла прогулка по центру Сухума.
Толик решил остаться:
Лучше схожу на море, сказал. Город я уже много раз видел.
Понятное дело: после возвращения из эмпирей художнику необходимо побыть в одиночестве, дабы снова посильным образом вписаться в окружающий биоценоз.
А наша уменьшившаяся на одного бойца номада тронулась в путь: вниз по улице Услара и после поворота направо по Кодорскому шоссе на северо-запад
***
Сначала заедем на базар: куплю мяса, сообщил Андрей. Хочу сегодня приготовить плов.
Он вёл машину, по дороге обращая наше внимание на проплывавшие снаружи городские объекты:
Вот этот район справа называется «Синоп» А это парк: он полузаброшенный
Я задержался мыслью на слове «Синоп». Нечто смутное поманило узнаванием, попыталось проявиться в памяти, но так и не проявилось. (Позже я уточнил: ну да, летом 1936 года в пансионате «Синоп» отдыхали Михаил Булгаков и его жена Елена Сергеевна. Это было трудное время для писателя: незадолго до приезда сюда все его пьесы сняли с постановки. И в Сухуме, поразмыслив, Михаил Афанасьевич решил оставить службу во МХАТе. Здесь же он принял решение основательно переработать и расширить свой роман о дьяволе, окончательное название коему сумел придумать лишь через год «Мастер и Маргарита» Впрочем, верно ли моё предположение, что пансионат «Синоп» должен непременно располагаться в одноимённом районе? По крайней мере, это наиболее вероятный вариант из всех возможных).
Между тем Андрей продолжал исполнять обязанности добровольного абхазского чичероне:
Вон, посмотрите, какой красивый дом с мезонином, увитым бугенвиллеей.
О да, откликнулась Вера. Я всегда им любуюсь, когда оказываюсь здесь!
А теперь обратите внимание на стены этого двухэтажного здания: там следы от пуль. В городе после войны подобных следов сколько угодно. Хотя раньше было больше: центр всё-таки мало-помалу приводят в порядок.
Немного позже проезжая по улице Ардзинба указал на центр небольшого скверика:
Памятник Дмитрию Гулиа.
Он установлен на ступенчатом гранитном постаменте, высотой метра три, под сенью вечнозелёных пальм: основатель письменной абхазской литературы сидит в кресле, сложив руки на книге и устремив всепонимающий взор на жидкую метушню окружающего социума. Это о нём, побывав на открытии монумента, Константин Симонов написал: «хорошо, когда человек намного больше своего памятника!».
К слову, у меня дома стоит на полке собрание сочинений старшего сына абхазского классика, Георгия Гулиа. Тоже хороший писатель: его исторические романы я читаю с удовольствием.
Миновало ещё несколько минут, и мы уже парковались подле Центрального рынка.
Хорошо, если сегодня Илюша будет, сказал Андрей, выходя из роли чичероне. Обычно я у него мясо беру.
И пока мы добрались до крытого рыночного павильона, рассказал, как однажды этот Илюша пригласил его и ещё одного товарища к себе в дом попробовать домашнего вина:
Хорошее оказалось вино, мы его пили целый день. Потом решили попробовать чачи. Тут-то и началось настоящее абхазское застолье
В общем, ушли они от гостеприимного хозяина через двое суток, едва держась на ногах.
***
Илюша оказался мужчиной средних лет. Встретил он нас как родных, в том числе меня и Амру. После долгих дружеских объятий, взаимных благопожеланий и коллективной фотосессии с перестановками действующих лиц, непрестанно перемежаемых новыми дружескими объятиями и благопожеланиями, мы вышли из мясного ряда с объёмистым пакетом отборной говядины, приобретённой по цене вдвое меньшей, нежели её можно купить у нас на Кубани.
Далее последовала короткая прогулка по обширному рыночному павильону так сказать, в ознакомительных целях. Продавцы занимали не более трети прилавков, а покупателей вообще можно было по пальцам пересчитать. Естественно, в столь разрежённой атмосфере наши персоны привлекли внимание всей торговой публики. Индифферентными остались только две большие дворняги, белая и рыжая, поскольку обе мирно дремали: первая невдалеке от входа в павильон, а вторая перед сырными рядами. В которых задержались и мы: перепробовали с десяток сортов домашнего сыра и купили буйволиный и коровий к вечернему столу.