Вперед! воскликнул Флаури, и они оба пришпорили коней.
Пасмурное промозглое утро не предвещало улучшения погоды в течение дня. Всюду небо заволокли тяжелые грозовые тучи, казалось, не собиравшиеся убираться с небосвода.
Где-то на юго-востоке грянул могучими раскатами весенний гром, стремительно догоняя путников. Они ехали не спеша, строго на закат, укутавшись в теплые шерстяные накидки. Через милю от деревни грозовой фронт, коснувшись своим прохладным крылом, заставил их подогнать коней. Противный моросящий дождь как-то внезапно превратился в крупный ливень, застлавший все вокруг белесой водяной стеной.
Моментально захлюпала темно-коричневая жижа под копытами лошадей. Едва различимая дорога сворачивала вправо, огибая невысокий холм.
Ветер, дувший братьям в лицо, донес до них еле слышное конское ржание. Флаури сначала решил, что ему показалось шум дождя, и стук копыт не давали толком сосредоточиться. Но чем ближе они подъезжали к раскинувшемуся за холмом лесу, тем отчетливее слышались доносившиеся оттуда звуки.
Флаури и Джорджио натянули поводья.
Ты тоже слышал? невозмутимо произнес Джорджио, глядя вглубь леса.
Кони настороженно заплясали.
Может торговцы осекся вдруг Флаури, а где тогда телеги?
Чего гадать. Пойдем, поглядим! спрыгивая с Арнаура, сурово бросил брат.
Ну Пошли, с сомнением в голосе согласился Флаури.
Лес казался каким-то встревоженным, обеспокоенным. Чувствовалось даже, словно он пытается предупредить их: «Осторожно, друзья! Здесь очень опасно!»
Они оба спешились и, привязав коней, исчезли между деревьев. Капли дождя шелестели в их кронах, словно пытаясь сыграть незатейливую монотонную мелодию. Где-то правее фыркнул конь, и двое, медленно переступая, направились сквозь густые заросли. Между огромных многолетних дубов, стоявших горделиво и непреклонно, будто бы собравшись здесь на особый совет, показалась конская морда, испуганно глядевшая на подкрадывающихся людей. Красивая золотистая масть с пышной белоснежной гривой и не менее прекрасным хвостом, резное седло с позолоченными пряжками на широких черных ремнях порода королевской знати, сомнений не было.
Конь нервничал, постоянно и судорожно переступая с ноги на ногу. И чем ближе подходили братья, тем сильнее животное беспокоилось. Он то и дело решался ринуться прочь, но что-то его в последний момент останавливало. Он не был привязан, однако дергался изо всех сил, пытаясь вырваться из каких-то других, незримых оков.
Все же инстинкт самосохранения сыграл главенствующую роль в поединке чувств и эмоций. Завидев приблизившихся почти вплотную братьев, конь вскочил на задние ноги, пронзительно заржал и бросился дальше, вглубь леса.
Подойдя к тому месту, где только что в страхе трепетал хафлингер, Флаури и Джорджио не заметили ничего странного. Правда, тщательно приглядевшись, Флаури вдруг увидел среди трухлявых позеленевших мхом пней и поломанных кустов кожаный сапог. Рядом еще один Да вон и
О, боги!!! Это же человек!!! взорвался Флаури, отскочив в сторону.
Они раскидали в стороны, нарочно наваленные здесь ветки, и перед их глазами предстало ужасное зрелище. Уже окоченевшее мертвое тело буквально было рассечено надвое от плеча до пояса. А лицо несчастного
О, Великий Фар-Фалиен! Что с ним сделали? Где его лицо? Приступ тошноты вдруг одолел Флаури и он, закрыв ладонью рот, отшагнул в сторону. Но внезапно накатившийся комок все же отступил.
Какой-то изверг беспощадно изуродовал человека. Лицо было просто-напросто сорвано с его головы вместе с волосами. Раскрытые глаза выражали такую адскую боль, что кровь стыла в жилах.
Человек явно был ограблен: на нем осталась только легкая белая рубаха, хотя кровь пропитала ее почти всю, да портки. В такой одежде сейчас и бродяги не ходят.
Но вот что странно. Сапоги, вполне приличные, как показалось, работы мастеров Эйрдалла, с явно выраженным заостренным и загнутым вверх металлическим носком, остались на нем. Такие могли быть сделаны и на далеком юго-востоке, некими кочевниками, но качество уж совсем поражало аккуратный ровный шов, добротно выделанная бычья кожа, твердая обтекаемая подошва, без зазубрин и необтесанных углов, которые допускали непрофессиональные западные сапожники. Ни один уважающий себя мастер допустить халтуры не мог; с ним просто не стали бы дальше иметь дела. Подобные сапоги продавались практически везде, и в Алакорн их тоже привозили.