Он зашел в «Пять воскресений», бар в американском стиле. Огромный жарко натопленный зал, украшенный головами оленей‑карибу и медведей и квебекскими флагами. Неспешный официант принес ему ужин, рассуждая о жизни. Огромная порция была явно рассчитана на двоих. В Канаде другие масштабы, и жизнь здесь куда спокойнее французской.
С другого конца зала ему кто‑то помахал. Жинетта Сен‑Пре с тарелкой в руке подошла и непринужденно присела за его стол.
– Не помешаю? – спросила она. – Я тоже ужинаю в одиночестве.
Очень хорошенькая, говорливая и шустрая, она принялась болтать без умолку. Каковы его первые впечатления от Квебека? Чем он отличается от Франции? Равнинный ландшафт? А как выглядит Париж? Как идет работа? Весело? А жизнь? Вот как? У нее самой были дети и разные «хобби», особенно музыка. Но на хороший концерт надо ехать в Монреаль. Ему интересно? А какое у него хобби? Да‑а? Рисовать, гулять, ходить пешком, мечтать? Да неужели? И как ему это удается в Париже?
Около одиннадцати Жинетта заинтересовалась его двумя часами.
– Бедненький, – заключила она, поднимаясь. – С этой разницей во времени у тебя еще пять часов утра.
Жинетта забыла на столе зеленую программку, которую безостановочно крутила в руках во время разговора. Адамберг медленно развернул ее, устало взглянул. Исполнение концертов Вивальди в Монреале, 17‑21 октября, струнный квинтет, клавесин и флейта‑пикколо. Мужественная тетка эта Жинетта, если тащится за двести километров ради маленького квинтета.
Адамберг не собирался всю командировку пялиться на пипетки и штрихкоды. В семь утра он был уже на ногах. Река притягивала его, как магнитом. Огромная индейская река Утауэ. Он прошел берегом до дикой тропы. «Перевалочная тропа, – прочел он на табличке, – по которой в 1613 году первым прошел Самюэль де Шамплен». Ему нравилось идти по следам Предков, индейцев и путешественников, которые переносили пироги на себе. Идти было нелегко, перепады высоты на изрытой тропе на некоторых участках достигали метра. Потрясающее зрелище – шум падающей воды, птичьи колонии, берега, красные от кленов. Он остановился перед стоявшим среди деревьев памятным камнем, на котором была изложена история этого самого Шамплена.
– Привет, – раздался голос за его спиной.
На плоском камне над рекой сидела девушка в джинсах и курила, несмотря на раннее время. Адамберг расслышал в этом ее «привет» что‑то очень парижское.
– Привет, – ответил он.
– Француз, – определила девушка. – Что ты здесь делаешь? Путешествуешь?
– Работаю.
Девушка затянулась и бросила окурок в воду.
– А я потерялась. Вот и пережидаю.
– В каком смысле – потерялась? – осторожно поинтересовался Адамберг, дочитывая надпись на камне.
– В Париже, на юрфаке, я встретилась с одним канадцем. Он предложил мне поехать с ним. Я согласилась. Мне казалось, что он классный chum.
– Чам?
– Приятель, друг, любовник. Мы собирались жить вместе.
– Ясно, – сказал Адамберг, сохраняя дистанцию.
– Знаешь, что он сделал через полгода, этот классный chum? Бросил Ноэллу, и она осталась ни с чем.
– Ноэлла – это ты?
– Да. В конце концов ей удалось найти приют у подруги.
– Здорово. – Адамберга мало интересовали подробности.
– Теперь я жду, – продолжала девушка, снова закуривая. – Работаю в одном баре в Оттаве и, как только накоплю достаточно, вернусь в Париж. Глупая история.
– А что ты делаешь здесь так рано?
– Ветер слушает она, сидя здесь совсем одна, на заре и на закате. Я вот говорю себе: даже если потерялся, надо найти себе место.