– У вас тоже возникает эта аналогия? А ваша фамилия – Данглар – как ее можно интерпретировать?
– Так зовут предателя в «Графе Монте‑Кристо». Жуткий мерзавец.
– Интересно.
– Другое предположение интереснее, – сказал Данглар, махнувший оба стакана шампанского. – Она происходит от д'Англар, а Англар – от древнегерманского «Angil‑hard».
– Переведите, старина.
– В слове «Angil» скрещиваются два корня – «меч» и «ангел». А «hard» переводится как «тяжелый, крепкий, стойкий».
– Выходит, вы стойкий Ангел‑меченосец. Это гораздо красивее несчастного Первого Человека, в одиночестве машущего руками на горе. Страсбургскому собору не устоять против вашего Ангела‑мстителя. К тому же собор закупорен.
– Неужели?
– Да. Драконом.
Адамберг посмотрел на часы. Оставалось пять часов и сорок четыре с половиной минуты полета. Он понял, что находится на правильном пути, но вряд ли продержится до конца. Ему никогда не приходилось говорить семь часов подряд.
Внезапно загорелось световое табло, и все его усилия пошли прахом.
– Что это? – встревожился Данглар.
– Пристегните ремень.
– Зачем?
– Воздушные ямы, ничего страшного. Нас может слегка тряхнуть, только и всего.
Адамберг воззвал к Первому Человеку, молясь, чтобы тряска оказалась минимальной. Но тот был занят другими делами и плевать хотел на его молитвы. Самолет то и дело нырял на несколько метров вниз. Даже самые опытные путешественники посерьезнели, стюардессы сели на откидные стульчики и пристегнули ремни, молодая женщина вскрикнула. Данглар закрыл глаза и часто задышал. Элен Фруасси с тревогой смотрела на него.
Внезапно Адамберга посетило вдохновение, и он повернулся к сидевшей сзади Ретанкур.
– Лейтенант, – шепотом сказал он, просунув нос между сиденьями, – Данглар не справляется. Вы умеете делать усыпляющий массаж? Можете одурманить, обезболить, убить?
Ретанкур кивнула, и Адамберг даже не удивился.
– Все получится, если он не поймет, что это исходит от меня, – сказала она.
Адамберг кивнул.
– Данглар, – сказал он, беря заместителя за руку, – не открывайте глаза, сейчас вами займется стюардесса.
Он сделал знак Ретанкур, что можно начинать.
– Расстегните ему три пуговицы на рубашке, – велела она, отстегивая ремень.
Кончики ее пальцев заплясали по шее Данглара, как по клавиатуре рояля, массируя позвоночник и шею и замирая на висках. Фруасси и Адамберг наблюдали за волшебством, творившимся в содрогавшемся самолете, переводя взгляд с рук Ретанкур на лицо Данглара. Дыхание капитана замедлилось, черты лица разгладились, и через четверть часа он крепко заснул.
– Он принимал успокоительные? – спросила Ретанкур, убирая пальцы с затылка капитана.
– Тонну, – ответил Адамберг.
Ретанкур посмотрела на часы:
– Он, наверное, всю ночь не сомкнул глаз. Теперь проспит часа четыре, а когда проснется, мы будем над Ньюфаундлендом. Вид суши успокаивает.
Адамберг и Фруасси обменялись взглядами.
– Она меня завораживает, – прошептала Фруасси. – Для нее любовная неудача – все равно что букашка под ногами.
– Любовные неудачи, Фруасси, не букашки, а высокие стены. Нет ничего зазорного в том, что преодоление бывает тяжелым.
– Спасибо, – прошептала Фруасси.
– Вы знаете, лейтенант, Ретанкур меня не любит.
Фруасси не стала спорить.
– Она вам не говорила почему? – спросил комиссар.