Это сломало ему жизнь, я его потерял.
– Пресловутое «воспоминание детства»? Вы не могли сказать мне об этом раньше?
– Вы не стали бы слушать. Это очень личное.
– Да уж, нет ничего хуже, когда замешана семья.
Он достал папку № 6 и положил ее на стол.
– Слушайте, Адамберг, – продолжил он, – я просмотрю ваши бумаги, потому что мне известна ваша репутация. Так наш обмен будет полным и беспристрастным. Открытость за открытость. Идет? Встретимся завтра утром. В двухстах метрах отсюда, на правой стороне улицы, есть хорошая гостиничка.
Адамберг долго бродил по улицам, прежде чем пойти в гостиницу. Он не обижался на Трабельмана: тот не отказал ему в сотрудничестве, но, как и остальные, не поддержит его идеи. Он обречен встречать недоверчивые взгляды и в одиночестве нести на плечах свою ношу.
Трабельман прав в одном. Адамберг никогда не отступался. Расстояние между ранами совпадает с расстоянием между зубьями вил. Ветийе выбрали, отследили, напоили и отравили, и сделал это человек в опущенной на глаза шапке, который был очень осторожен и пил только из своего стаканчика. Потом Ветийе отвезли на машине и положили совсем рядом с местом преступления – уже совершенного преступления. Старику оставалось только вложить шило в руку Ветийе, чтобы на нем остались его отпечатки, а потом бросить его рядом с трупом, завести мотор и спокойно уехать, оставив очередного козла отпущения прыткому Трабельману.
Приехав в девять утра в отдел, Адамберг поздоровался с дежурным бригадиром – именно он хотел узнать историю про медведя. Тот жестом дал ему понять, что ситуация – хуже некуда. Трабельман утратил все свое вчерашнее добродушие и ждал его в кабинете, застыв, как статуя Командора, со сцепленными за спиной руками.
– Вы надо мной издеваетесь, Адамберг? – спросил он с яростью в голосе. – У полицейских что, мания такая, считать жандармов идиотами?
Адамберг молча стоял перед Трабельманом. Нужно дать ему выговориться. Комиссар не думал, что тот так быстро все выяснит. Он недооценил майора.
– Судья Фюльжанс умер шестнадцать лет назад! – закричал Трабельман. – Скончался, сдох, усоп! Это уже не сказка, Адамберг, это роман ужасов! И не говорите мне, что вы не знали! Ваши последние записи датируются восемьдесят седьмым годом!
– Разумеется, я все знал. Я был на его похоронах.
– Знали – и заставили меня убить целый день на вашу бредовую историю? Объясняли, что этот старик убил малышку Винд в Шильтигеме? И вам ни на секунду не пришло в голову, что славный малый Трабельман захочет навести кое‑какие справки?
– Не подумал – и прошу меня за это извинить. Но раз вы так поступили, значит, случай Фюльжанса вас по‑настоящему заинтриговал и вы захотели узнать побольше.
– Во что вы играете, Адамберг? Гоняетесь за призраком! Предпочитаю в это не верить. В противном случае ваше место не среди полицейских, а в дурдоме. Зачем вы сюда притащились? Колитесь!
– Измерить раны, допросить Ветийе и сообщить вам об этом следе.
– Думаете, это конкурент? Подражатель? Сын?
У Адамберга возникло ощущение дежавю – слово в слово повторялся его давешний разговор с Дангларом.
– Ни учеников, ни детей нет. Фюльжанс – одиночка.
– Осознаёте, что только что спокойно признали собственное безумие?
– Я понимаю, как все это выглядит, майор. Вы разрешите мне увидеться с Ветийе перед отъездом?
– Нет! – выкрикнул Трабельман.
– Если готовы засадить невиновного – вперед!
Адамберг обогнул Трабельмана, забрал свои папки и начал неловко заталкивать их в сумку, что было не так легко сделать одной рукой. Майор ему не помог – как и Данглар.