А что ещё я могу поделать? сокрушался Семидядькин, двигаясь вперёд порывистыми крупномерными шагами. Орать полоумным ором или удариться в каменное безмолвие всё едино, всё бесполезно. Не изъявляют люди сочувствия, потому что испытывают ко мне опасение. Остаётся последняя надежда на медицину. Иначе даже не знаю, что будет дальше и какими способами представлять всё остальное! Одно скажу тебе, браток: я теперь, наверное, уже ни перед чем не остановлюсь.
Если б Калькин имел свободную волю смеяться, он не преминул бы ею воспользоваться. Но близость гранаты удерживала от опрометчивых звуков. «Спокойно, говорил он себе мысленно. Лучше поберечься, чем обжечься, это да, но и панике поддаваться нельзя. Раньше я чувствовал себя легко и естественно и даже не замечал этого вот он, признак нормальности жизни, который следовало ценить, а я не ценил, не находил нужным. Но пока ещё не конец света, и для каждой ситуации природой предусмотрена точка более-менее правильного баланса, это подразумевается всеми законами физики и логики, и любой другой науки, какую только ни возьми Эх, если б я сейчас мог, наподобие фотона или другой элементарной частицы, перейти в состояние суперпозиции, чтобы, продолжая находиться здесь, одновременно оказаться в травмпункте! Жаль, что не могу».
Вслух же студент напомнил:
Во избежание неприятностей мы ни в коем случае не должны вести себя неадекватно.
Да, мы не должны, согласно кивнул Семидядькин, и свешивавшийся с его шеи автомат при этом угрожающе заколыхался на ремне. Хотя, если честно, у нас вряд ли получится.
В смысле?
Да безо всякого смысла. Нет его ни в чём. А если даже есть, то мы вряд ли до него доковыряемся.
Обмен мнениями в подобном роде возобновлялся между спутниками поневоле примерно через каждые сорок или пятьдесят шагов, повторяясь в разных вариациях, однако не меняя вектора совокупного настроения.
Обоим было не по себе.
***
Случались моменты, когда в уме у Калькина шевелилось беспочвенное опасение, будто его преследуют незримые сущности, но не кажут себя до поры, выжидая укромного момента, чтобы наброситься и сожрать разбухшие горошины вместе с ноздрями и всем остальным. И тогда ему хотелось послать всё к чертям собачьим и вернуться домой или наподобие раненого зверя спрятаться в какой-нибудь глубокой норе, в неподвластном неожиданностям тихом месте окутаться туманной кисеёй прошлого или будущего и позабыть обо всём хотя бы на время. Но подходящего укрывища поблизости не предполагалось, да и проклятые горошины не оставляли студенту выбора, надо было с ними что-то решать. Потому, призвав на помощь здравый смысл, Калькин подавлял душевные позывы к неконструктивным действиям.
Разрозненные ощущения студента не желали складываться в единое целое и не
Тимофей Семидядькин, в свою очередь, тоже думал о разном, но преимущественное положение среди всех прочих его мыслей занимали тяжеловесные соображения о противопехотной гранате Ф-1. Хотя и они в подавляющем большинстве оставались незавершёнными и проваливались на замусоренное дно сознания, как в тёмный короб. Один раз, желая морально отвлечься, второй помощник младшего менеджера принялся шарить взглядом по окрестностям и, не обнаружив объектов и явлений более-менее достойных внимания, заключил риторическим голосом:
Краснодар большая деревня, как ни крути. Тмутаракань говённая.
Вся Кубань большая Тмутаракань, отозвался Калькин. Хотя чему тут удивляться, можно посмотреть на географию и пошире.
Да можно и пошире, последовал его мнению Семидядькин. Получается, весь мир большая тмутаракань. Но, если честно, во всём мире я пока не успел побывать, потому не могу поручиться.
Догадаться-то нетрудно. Для таких простых вещей не надо большого когнитивного усилия, каждый думающий человек сумеет проэкстраполировать.
Проэкстраполировать?
Ну да.
Усложняешь ты всё.
Ничего подобного. Наоборот, упрощаю.
Да хрен с тобой, говори что хочешь, я к словам придираться не стану. У меня и так сегодня жизнь пошла колесом.
Как будто у меня не пошла.
У тебя не так. Не до такой степени. А я шарахаюсь по городу с гранатой, как придурок.
А я с горошинами в носу, как ненормальный.
То-то и оно. Оба хороши.
Не то слово С другой стороны, если разобраться, формальным критериям нормальности вообще никто не соответствует. Даже внешне. О внутреннем содержании я и говорить не стану, и так ясно.