Недоумевая жестокосердию людей, я откинул покрывала с очей и остолбенел: не было уже боле на возвышении смертоубийственного жреца, но прямо надо мной и только чуть ниже солнца сияло торжеством и радостью прекрасное лицо царицы; распластавшись, словно львица у своей добычи, у кромки возвышения и раскачивая над нашими головами набрякшими сосцами, она возглашала:
Радуйся, мой народ! Семя принято! Радуйся! Воды небесные слились с соками земными! Радуйся! Урожай будет! Слава Той, что несет нивам и долам плодородие! Слава Той, что дарит спелость зерну и щедрость оливе! Слава! и раскаты ее торжествующего смеха грохотали в моих ушах, как гром небесных сфер, рушащихся на землю.
Малиновый туман пал на меня. Люди вокруг бесновались, кричали, плясали и били в бубны; иные бросались на заранее расставленные ложа и в непонятном мне неистовстве налазили друг на друга, сплетаясь, словно на смертном ристалище; другие прижимались к стенам, и видения их сопрягающихся бедер, содрагающихся задов вспыхивали в моих очах, словно молнии. Вскрики их звенели в моих ушах, словно визг тысячи падших существ, низвергающихся в преисподнюю.