Вот видишь. Поэтому папа и завещал тебе именно знания. Ты станешь другим, потому что иначе оккультные знания останутся для тебя недоступны. Это тоже будет ломка Может, даже хуже, чем для Селии. Ты готов?
Я всю жизнь мечтал, чтобы меня кто-нибудь сломал! Мечтал стать другим! Я хочу Я подпишу, Ребекка. После твоих слов точно подпишу, и будь что будет.
Ты уже меняешься, Михаэль, тихо сказала Ребекка и поднялась. Господи, как я устала. Пойду лягу. Такой тяжелый день.
Михаэль пошел к двери следом за Ребеккой.
Ты думаешь, я не справлюсь? спросил он.
Ребекка обернулась.
Не справишься? удивилась она. Конечно, справишься. Иначе папа не завещал бы тебе Просто Это будет трудно. Но ведь мы станем единым целым одной личностью, понимаешь?
Нет, Михаэль покачал головой.
Неважно. В общем, все будет хорошо.
* * *
У адвоката разболелась голова, он лежал под теплым одеялом в своей комнате на втором этаже и думал: принять ли таблетку сейчас или лучше подождать возможно, боль пройдет сама, это результат усталости, день выдался тяжелым, похороны, чтение завещания, тягостный ужин, во время которого все старались не разговаривать друг с другом К тому же, он, вероятно, простыл ночь была теплой, но его знобило.
Лучше думать не о боли, а о Нет, о делах тоже лучше не думать, иначе придется вернуться к размышлениям о том, что имел в виду Стивен, составляя вторую часть завещания. Истинной своей цели он раскрыть не захотел, а ведь Качински спросил его в тот день (и не единожды спросил, между прочим, а раза три минимум):
«Что это значит: завещаю свою способность? Юридически, как вы понимаете, это слова, не заполненные содержанием. И если они не захотят подписывать»
«То не получат ни цента, отрезал Пейтон. Это прописано ясно?»
«Вполне. Но, допустим, они подписали. Между нами: вы прекрасно знаете, что Ребекка вы ее обожаете, замечательная девушка, согласен, но она не сможет предсказывать будущее, как вы, если в ней нет таланта к этому».
«Збигнев, сказал Стивен, дело не в том, что понимаю я или чего не понимаете вы. Дело в том, что я хочу Или лучше сказать»
В это время у него зазвонил мобильник, и далекий клиент принялся умолять великого экстрасенса помочь его больной дочери, которая Стивен начал слушать, то есть слушать не так, как все остальные люди, а по-своему, он будто ушел из реальности, улавливал космические или эфирные волны, что-то в них подсознательно анализировал, в такие моменты говорить с ним было бессмысленно, и Збигнев отступил на шаг, чтобы своим присутствием не мешать Пейтону делать его работу.
«Помолчите, сказал Збигнев в трубку. Я слышу все, что надо, не мешайте, пожалуйста».
Он не закрыл глаза, продолжал смотреть перед собой, взгляд его выражал что-то такое, что Качински не мог бы описать словами, хотя, как ему казалось, прекрасно понимал.
«У вашей дочери редкая болезнь почек, сказал, наконец, Стивен. Вам нужно срочно показать ее урологу».
Видимо, несчастный отец начал объяснять, что таки да, уже обращались, болезнь редкая, верно, такая редкая, что никто не смог помочь, и потому одна надежда
«Боюсь, грустно сказал Стивен, что не помогу и я. Не хочу внушать вам несбыточной надежды. Скажу только, что ваша дочь счастливее, чем вы думаете, потому что она ее путь в мироздании только начинается, в самом начале этот путь никогда не бывает усыпан розами Извините, это так»
Он замолчал на середине фразы, плотно сжал губы и неожиданно посмотрел на Збигнева взглядом, в котором читались злость и недоумение.
«Господи, сказал он, закрывая крышку телефона и пряча аппарат в карман рубашки, почему люди так»
Он и эту фразу не закончил.
«Что? спросил Збигнев. Не пожелал вас выслушать?»
«На чем мы остановились? сказал Пейтон. Вы спрашивали»
«Я говорил, что, если в Ребекке нет таланта к ясновидению, она ничего не сможет, пусть подпишет хоть сотню бумаг».
«Збигнев, сказал Стивен. Ваше дело проследить, чтобы завещание было исполнено так, как я хочу. Это возможно?»
«Безусловно, кивнул адвокат. Полагаю, однако, что вам предстоит еще не один десяток лет жизни, так что»
«Не один десяток, хмыкнул Стивен, это вы правильно сказали»
В дверь тихо постучали. Адвокат включил ночник и взглянул на часы, стоявшие на тумбочке: половина первого. Кому это не спится?