Няня Нафиса спешила с кухни с кипятком, доставала из буфета посуду, и они ужинали, слушая рассказы мамы о событиях дня, делясь своими нехитрыми новостями. И это было самое счастливое время. Потом Стелла засыпала, прижавшись к теплому маминому боку. Китайская ширма единственный предмет роскоши, оставшийся от прежних жильцов, отгораживала их кровать от сундука, на котором спала няня. Этот сундук заменял шкаф, в нем и на вешалке над ним хранились все вещи. Напротив кровати, у противоположной стены, стояли стол, покрытый клеенкой, два стула и буфет. На стене возле двери висело мутное от времени зеркало в растрескавшейся резной раме. Под ним таз на табуретке. Вот и все убранство их жилища. Узкая как коридор комната производила удручающее впечатление, пока Агату не премировали в госпитале штукой цветастого ситца. Ткани хватило на шторы и покрывало для кровати. Из обрезков Нафиса смастерила абажур. Все остались без обнов, зато комната приобрела более обжитой, даже уютный вид.
Стелла смутно помнила другую квартиру просторную, светлую, со множеством красивых вещей, игрушек. Помнила отца, его руки, его запах, голос, то ласковый, то сердитый. Помнила ощущение восторга и замирания сердца, когда он подхватывал ее, поднимал высоко над полом, подбрасывал в воздух, а потом прижимал к своей груди. А еще как, сидя на папиных руках, тихонько дергала рыжие курчавые волоски, выглядывающие в расстегнутый ворот рубашки. Помнила веселую возню по вечерам на диване и сердитый голос мамы: «Лео, перестань! Ее же теперь не уложить спать!». А потом отец исчез, как исчезла из их жизни та квартира вместе с игрушками. И они оказались в этой комнате большой многонаселенной квартиры в доме на Выборгской стороне.
Соседей было много. За стенкой жили две девочки, Танька и Светка. Таня была старше Стеллы и не очень-то с ней водилась, а с младшей, Светой, они неплохо ладили. Кроме мамы Капитолины, громкоголосой, разбитной женщины, с ними проживал молодой парень Яшка, которого девочки называли отчимом и тихо ненавидели. Яков был мастеровитый, работящий, но выпивающий, из-за чего в соседней комнате часто вспыхивали шумные ссоры.
В следующей комнате жил настоящий оперный певец из Императорского театра. Точнее это он раньше, до революции, пел на сцене, а теперь работал гардеробщиком в пивной. Время от времени, как следует набравшись, сосед выходил на общую кухню и начинал петь арию за арией. Стелла удивлялась, как в его тщедушном теле помещается столько голоса! От его раскатистого баса дребезжали стекла в окнах. На просьбы соседей прекратить шум, певец только прибавлял громкость. Слушался он одного человека свою жену Марию. Она знала, в какой момент выйти на кухню и увести разошедшегося супруга в комнату, сплошь увешанную афишами с его именем Альберт Венгеров. Удивительно, но там воцарялась тишина.
Помещение рядом с кухней занимала старушка Прохоровна. Она единственная жила здесь еще с тех времен, когда всю эту квартиру занимала семья императорского конюха. Прохоровна была у них кухаркой. Революция вымела из теплых квартир всех царских слуг, а она так и существовала все в той же комнате для прислуги. С ней поселились племянник, деревенский парень, приехавший в Петроград на заработки, и его невеста Сонька, прибывшая вслед за женихом в столичный город. Как уж они размещались в маленькой комнатушке и представить сложно.
Еще дальше, в самом конце коридора, жил одинокий профессор, самый настоящий седой, в круглых очках, с усами и аккуратной бородкой. Стелла видела мельком в приоткрытую дверь, что вся его комната заполнена книгами, стол и подоконник заставлены мудреными приборами, какими-то склянками. Стелле сосед казался загадочным и даже опасным. Чем он занимался в своей комнате за плотно закрытой дверью, никто не знал. Подружки Танька и Светка уверяли Стеллу, что профессор умеет превращаться в черного кота, и в таком виде гуляет по двору, караулит в парадном одиноких жильцов, гипнотизирует и пьет их кровь. Мама Агата смеялась над такими рассказами, говорила, что это досужие выдумки. Стелла верила маме больше, чем подружкам, но по вечерам в одиночку ходить в туалет, расположенный в конце коридора, рядом с комнатой профессора, побаивалась.
За стенами дома происходили войны и революции, грабежи и аресты, а в квартире уклад жизни не менялся, люди сосуществовали мирно, каждый сам по себе в своей комнате-норке.
Однажды вечером мама из госпиталя не пришла. Стелла ждала ее на своем наблюдательном пункте, пока за окном совсем не стемнело.