У комплиментарного отзыва о Тютчеве (в 1821 году семнадцатилетнем студенте Словесного отделения Московского университета) была своя подоплека. В статье «Русские второстепенные поэты», появившейся за несколько месяцев до публикации цитируемого фрагмента, Некрасов перепечатал двадцать четыре стихотворения Тютчева, которые увидели свет в «Современнике» в 18361840 годах, приписав заслугу открытия нового таланта Пушкину и его петербургским сотрудникам:
В 1836 году Пушкин основал новый журнал «Современник». С третьего же тома в «Современнике» начали появляться стихотворения, в которых было столько оригинальности, мысли и прелести изложения, столько, одним словом, поэзии, что, казалось, только сам же издатель журнала мог быть автором их. Но под ними весьма четко выставлены были буквы «Ф. Т.»; носили они одно общее название: «Стихотворения, присланные из Германии» (Совр. 1850. 1. Отд. VI: 56, 73).
Горчакову же, как и Погодину, важно было вписать в литературную биографию Тютчева ранний московский период и восстановить историческую справедливость по отношению к первым ценителям юного дарования. Именно в это время московские сочувственники Тютчева предпринимали усилия для его очередного возвращения в русскую поэзию: в том же 7 «Москвитянина» появилось пять неподписанных стихотворений, сопровожденных многозначительным примечанием Погодина (с. 162): «Мы получили все эти стихотворения от поэта, слишком известного всем любителям русской словесности. Пусть читатели порадуются вместе с нами этим звукам и отгадывают его имя».
Но вернемся к воспоминаниям Горчакова. К намерению придать тиснению «случайно сохранившиеся» у него тексты Тютчева мемуарист приступил еще до того, как объявил об этом. Двумя страницами выше, завершая пассаж о бесцензурной лирике Пушкина, возникшей «под влиянием современных умозрений, под влиянием общества разгульной молодежи», Горчаков подчеркнул, что «[в]се подобные произведения хотя и имели некоторый успех в рукописном обращении», «этот отдел его произведений у некоторых не оставался без замечаний»:
[И]ные свои отметки излагали даже стихами; из подобных стихотворений предложу одно, написанное, как мне говорили, тогда же одним поэтом-юношею. Это стихотворение как-то случайно сохранилось в моих бумагах; за верность его списка не ручаюсь, но во всяком случае нахожу его замечательным. Вот оно.
Счастлив, кто гласом твердым, смелым,
Вещать в пороках закоснелым
Святые истины рожден!
И ты великим сим уделом,
О муз любимец, награжден!
Воспой и силой сладкогласья
Разнежь, растрогай, преврати
Друзей неистовых пристрастья
В друзей добра и правоты!
Но граждан не смущай покоя,
Поэта не мрачи венца,
И, лиру дивную настроя,
Смягчай, а не тревожь сердца.
В этих стихах, как мне кажется, видны начатки сознания о назначении поэта, благотворность направления, а не та жгучесть, которая почасту только что разрушает, но не творит (Горчаков 1850. 7: 191192).
Едва ли можно сомневаться, что тот «список», который находился в распоряжении Горчакова, восходил к его приятелю Алексею Шереметеву[15]. Между тем появившаяся в «Москвитянине» фрагментарная публикация опуса «поэта-юноши» тринадцати заключительных стихов ОСП оказалась настолько дефектной, что на долгое время она вообще выпала из поля зрения историков литературы[16]. Причем лишь в двух случаях можно заподозрить непроизвольные ошибки чтения (почти неизбежно сопровождающие процессы копирования и типографского набора): это замены слова на его смысловой и ритмический эквивалент «любимец»/питомец в стихе [14] и «правоты»/красоты в стихе [18] (см. IV. § 13, 17). Пять других разночтений нельзя объяснить иначе как установкой на вытравление и переделку опасных мест. Вот их перечень.
Полностью выпущен стих [10]: Забыв их сан, [забыв] их трон; в стихе [11] вместо: тиранам закоснелым «в пороках закоснелым»; в стихе [17] вместо: друзей холодных самовластья «друзей неистовых пристрастья»; стих [20]: И блеска не мрачи венца исправлен на: «Поэта не мрачи венца»; стих [21]: Певец! Под царскою парчою исправлен на: «И, лиру дивную настроя». Остается вопрос о пропуске вполне невинного стиха [22] (Своей волшебною струною), и здесь допустимо предположить, что список Горчакова был неполным или данное место не поддавалось внятному прочтению (см. § 36).