С такими пойдешь на баррикады, как же!..- С вами пойдешь на баррикады! - с горечью говорит Борис. - Вы знаете кто? Вы предатели. Да нет, - отмахнулся он, заметив недоуменные взгляды, - вы не Филиппова своего, вы революцию предаете...Вот это да! Сейчас все глядели на Бориса почти с испугом: вот это хватил! При чем тут революция?- Вы мне всегда верили, ребята...Они ему верили. Ну и что? При чем тут революция? А Борис уже говорил - о капиталистическом окружении, о борьбе классов, о недопустимости всяческой политической близорукости, - все то, что они слышали, по крайней мере, тысячу раз. Но тут вот что было: говорил человек, сам не раз ошибавшийся, сам - осознавший. Словно не им, словно самому себе говорил. Говорил значительно, опечалено даже: дескать, бывает же так, что люди все понимают вроде, а конкретных противоречий не видят. Украдкой на Соню поглядывал: слушает - святых апостолов так не слушали. Очень ему помогало, как Соня слушает и как на него глядит.Борис уже чувствовал знакомое - словно жаркий ветерок полыхнул внезапно в его душе: вот сейчас понесет, подхватит! Не самое ли время?- Вы думаете - Филиппов ваш товарищ?- Да! - дружно ответил притихший было и призадумавшийся зал.- Он мог бы быть вашим товарищем. Мог бы! Люди других классов приходили к нам, - пожалуйста! Но ведь он скрыл свое происхождение, так? Почему скрыл?- Испугался! - на этот раз отвечали уже недружные голоса.- А почему испугался? Почему? Вы что - враги ему, вы ему зла хотите? А он - скрыл! Значит, это вы ему товарищи, а он вам - не товарищ. Значит, таковы будут принципы нашей организации: приходи кто хочет, говори что хочешь - можешь говорить правду, можешь не говорить, - все равно ты в нашей борьбе друг и товарищ...Ему удалось переломить настроение зала, он чувствовал это. Все-таки это не шуточка - когда человек говорит о том, что лично со скорбью и смирением продумал! Один Сонин взгляд чего стоил - сияющий влюбленностью и торжеством!..- Вы за самый принцип голосуете, - настойчиво подчеркнул Борис. Он искренен был, он им всю душу сейчас отдавал, несмышленышам. - Неужели вам не понятно? При чем тут Филиппов, разве дело в нем? Или вы за наши организационные принципы, или...- Но он не хотел! - одиноко метнулся Маришкин голос.- Кто говорит? Ага! Опять то же звено, которое разлагает весь отряд...Мгновенно сработавшим инстинктом Борис уловил: сейчас опять потеряет ребят. Старших - во всяком случае. Вон и Соня взглянула испуганно. Борис круто изменил интонацию:- Ну хорошо. Вы считаете, что он честный человек, так? Соврал однажды, и крупно, по очень большому счету соврал, но - честный человек!.. Предположим. Ну что ж, голосуйте за этот принцип: пусть в организацию идет кто хочет. Такая страшная борьба предстоит - с мировым империализмом! - а мы свои ряды измусорим, изгадим...Зал молчал. Клавдия Васильевна в стороне медленно, задумчиво качала головой. Поддерживала, явно! Всем своим авторитетом, поддерживала. Борис стоял, изогнувшись над краем сцены, очень красивый со своей скульптурной шеей и профилем микеланджеловского Давида, с раздувающимися ноздрями, словно готовясь к прыжку. Взглянул в зал внезапно одичавшими глазами:- А ну, кто за то, чтоб ни один враг не смел сунуться в наши пионерские ряды?- Подожди, - сказал Митька. - Так тоже нельзя. Кто за то, чтоб исключить Филиппова из пионерской организации? Переголосовываю. - И поднял руку.Борис поднял руку хоть вовсе не был уже членом организации и не имел права голосовать. И младшие, как один, повинуясь его ликующему взгляду, подняли руки. Поднял руки шестой класс, потом седьмой.- Ребята, давайте! - зашептали восьмому классу соседи.Решительно поднял руку Игорь Остоженский. За Игорем - Володя Гайкович, Московкин, Флоренция.